Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева

в Пицунде, и на других государственных дачах. Как в свое время царские придворные, большевики копировали привычки и стиль отдыха своих руководителей. Сталин держал штат советников, и работа не прекращалась ни на день в сочинской Мацесте или на абхазском озере Рица. Так же вели себя его наследники, собираясь вместе для продуктивного, но более неформального препровождения времени. Каждый раз за бильярдными партиями Молотов говорил Гонтарю о «большой заслуге Хрущева в разоблачении Берии. Когда Сталин умер, мы все были растеряны, активность Никиты была необходима. Иначе нас давно бы не было в живых, и этим мы ему все обязаны. Если бы пришел этот бандит, все идеи коммунизма были бы уничтожены».

Потрясает количество записок и докладов о том, что Берия и его «банда» — шесть его близких сотрудников из органов госбезопасности — действовали по заданиям иностранных разведок[291]. Как будто у этих людей не было реальных грехов.

Буденный винил Берию в своем понижении во время войны. В письме Булганину от 1 августа он сетовал, что не получил должность командующего Закавказским фронтом: «Берия отвел мою кандидатуру, так как она для него была тяжелой и невыгодной… В то время я никак не мог думать, что Берия вообще враг Советской власти. А сейчас видно, что его действия… безусловно, были вредительскими, а немцев он старался всеми силами пропустить к Черноморскому побережью. Думаю, что Берия как враг нашей Родины был в сговоре со своими хозяевами о захвате Закавказья английской армией, находившейся тогда в Ираке под видом „союзной помощи“»[292].

Берия писал им всем — и Маленкову, и Хрущеву, и Булганину, напоминал о дружбе и годах совместной работы, умолял пожалеть семью, но тщетно. Из протоколов допросов видно, что он, опять же по сталинской традиции абсолютизма, признался во всех преступлениях: сотрудничестве с иностранными разведками, желании разрушить СССР и многом другом. Всплыли его отношения с многочисленными женщинами. «Судом установлено, что Берия совершал изнасилование женщин», — значилось в приговоре.

Лаврентия Павловича и его «банду» казнили по-сталински, расстреляли как «изменников родины» 23 декабря, сразу после решения суда. Прокурор Роман Руденко, сам бывший активист ежовских и бериевских чисток на Украине во времена Хрущева, а потом главный советский обвинитель на Нюрнбергском процессе против нацизма, представил заключение, по которому Берии вменялись в вину «организация антисоветского заговора, совершение террористических актов, активная борьба против рабочего класса и революционного рабочего движения» и другие прегрешения[293].

Н. Т. Берия (Гегечкори)

1930-е

[Из открытых источников]

Конечно, такие или похожие обвинения в той или иной степени можно было предъявить и самому прокурору, и всем сталинским соколам. А уничтожив своего бывшего соратника, его коллеги не проявили благородства по отношению к его семье.

Нину Берия обвинили, помимо всего прочего, и в связи с «лидером грузинской контрреволюционной эмиграции Е. Гегечкори». Евгений Гегечкори, грузинский меньшевик и эмигрант, действительно был в родстве с этой дворянкой, и, если бы не Лаврентий Павлович, такая связь давно бы отправила Нину Теймуразовну в тюрьму. В отличие от жен Молотова, Калинина или Буденного, она оставалась на свободе, но теперь, после разоблачения «противоправных» методов Берии, ее туда отправили. Их сына Серго тоже арестовали и после года в Бутырской тюрьме выслали на поселение в Красноярский край[294]. По директиве НКВД от 15 августа 1937 года ЧСИР (члены семьи изменников Родины; законы о них в разных вариантах существовали с 1919 до 1942 года) попадали в лагеря за «содействие контрреволюционной работе мужей» или за «антисоветские настроения», и семья «изменника родины» Берии под этот закон подпадала.

Письмо Н. Т. Берии Г. М. Маленкову, Н. С. Хрущеву, К. Е. Ворошилову, В. М. Молотову и другим о страданиях по поводу ареста мужа и об аресте сына с семьей

29 июня 1953

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 463. Л. 178–178 об.]

Тюремные письма гордой грузинки разрывают сердце. «Мне предъявлено обвинение в участии в антисоветском заговоре с целью восстановления капитализма в Советском государстве, — писала Нина Теймуразовна Хрущеву. — Такое обвинение — страшное, тяжелое! В этом можно обвинить человека, который, потеряв человеческий образ, превратился в „свинью под дубом“ и, продав свою родину врагам, пользуется правами и благом, предоставленными ему почетным званием советского гражданина»[295]. Она оправдывалась за свое происхождение из мелкопоместного дворянства, говорила о бедности семьи: «Мясо или кружку молока я видела только в большие праздники, а сахар я первый раз в жизни попробовала в возрасте одиннадцати лет». Признавалась в том, что хотела развестись с Берией в 1942 году, после того как узнала о его неверности, но он не согласился. Она просила снисхождения: «Если мое общение с людьми, как с опозоренной и всеми презираемой, в настоящее время нецелесообразно, я обязуюсь и дома сохранить тот тюремный режим, который я сейчас имею. Если же мне можно будет заработать свой хлеб самостоятельно, я со всей добросовестностью выполню порученную мне работу, как это делала всегда в своей жизни». А если это невозможно, в конце письма просила смерти. Не были услышаны и мольбы почти слепой матери Лаврентия Павловича не лишать ее приличных условий проживания в Грузии.

Ни Никита Сергеевич, ни «коллективное руководство» не были снисходительны к поверженному врагу, что расстраивало тетю Раду. В 1990-е годы она вспоминала: «Когда мы с Алексеем Ивановичем узнали, что Нина Теймуразовна в тюрьме, мы не могли поверить. Я говорила отцу, что она не может быть врагом народа, благородная красавица, элегантная, умная, настоящая княжна. Отец сказал: „Вы не понимаете“. Он так всегда говорил, когда у него не было аргументов или желания спорить. А после того, как оказалось, что у Берии были любовницы, я точно не верила. Как при такой изящной и стильной жене можно обращать внимание на каких-то других женщин. Я была уверена, что это липовое дело, во всяком случае эта часть. Ведь разоблачало же теперь Политбюро перегибы и надуманные дела прошлого».

Письмо М. И. Берии Г. М. Маленкову о своем выселении из дома МВД в Тбилиси после ареста сына

21 ноября 1953

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 483. Л. 17]

Записка К. Е. Ворошилова Г. И. Маленкову и Н. С. Хрущеву и указ Президиума Верховного