Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева

Дело Берии обсуждалось на особом пленуме ЦК со 2 по 7 июля. Маленков выступил первым, обвинив министра внутренних дел в злоупотреблении властью, слежке за коллегами, попытке проведения независимой внешней политики по каналам МВД, манипулировании процессами амнистии для личной выгоды и т. д. Он осмелился и на мягкую критику Сталина: «У нас накопились за многие годы значительные ненормальности… у нас годами не собирался пленум ЦК, у нас последние годы Политбюро перестало нормально функционировать как высший партийный орган в период между пленумами ЦК… Всякий член ЦК, какой бы пост он ни занимал, должен находиться под соответствующим партийным контролем. Деятельность любого из руководителей должна протекать под руководством ЦК партии»[287].

Молотов вменил Берии в вину стремление разжечь разногласия между народами СССР, а Хрущев пошел дальше в своей критике и самого министра, и сталинской системы. Из стенограммы июльского пленума ЦК КПСС:

Хрущев. Берия очень домогался поста министра внутренних дел. Вы, товарищи, каждый знаете, какой был вес этой «персоны» в партии. Довольно большой. Казалось бы, такому человеку надо дать участок работы самый острый. Является ли в настоящее время Министерство внутренних дел самым острым участком? По своим выводам я, может быть, встречу какие-нибудь замечания, но мне кажется, что МВД не является теперь таким участком… Почему я так думаю? Давайте… возьмем период последних 10 лет. Какие заговоры внутри нашей страны были открыты Министерством внутренних дел, Министерством госбезопасности? Было много липовых, дутых дел, а заговоров никаких.

Ворошилов. Правильно, никаких.

Хрущев. Давайте посмотрим дела 1937 года и после 1937 года, среди них также было много липовых дел.

Голос из Президиума. Больше половины липы, правильно.

Хрущев. Если поднять дела МВД и МГБ, как групповые, так и индивидуальные, и посмотреть их, то встретим там немало дутых дел. Возьмите дело «врачей-вредителей». Это позорное дело для нас. Мингрельское дело в Грузии — тоже липа. Можно назвать и другие подобные липовые дела.

У нас внутри страны действуют шпионы, диверсанты, террористы, агенты империалистических разведок, но у нас не было сколько-нибудь значительных групповых заговоров против советского строя, и их не могло быть, потому что мы имеем монолитность рядов партии, сплоченность нашего народа вокруг нашей партии.

Хрущев не обошелся и без своего конька — сельского хозяйства, сказав, что Берия работал, чтобы помешать решению проблем, связанных с этой областью. Это было немного не к месту, но вполне по-советски, по-сталински даже: возложить вину за проблемы с продовольствием страны на Берию-«провокатора».

Но не только: тема сельского хозяйства позволила Хрущеву откровенно привлечь внимание к плачевному состоянию этой отрасли и выразить свой взгляд на социализм. Его беспокоило влияние нехватки продуктов питания на международное положение СССР: «А если мы не решаем вопросов сельского хозяйства, когда в стране недостача мяса, молока и даже не хватает картофеля и капусты, то разве это-то сила? Это, товарищи, позор. Ведь нам могут сказать наши друзья: слушайте, дорогие товарищи, вы нас учите, как строить социализм, а вы у себя картофель выращивать не умеете, не можете обеспечить свой народ, капусты у вас в столице нет»[288].

Это был типичный, и вполне рациональный, подход Хрущева к международным отношениям. Его вера в советскую систему родилась из опыта, а не из теории, и он был убежден, что именно советские достижения, а не советские идеи, произведут впечатление на другие страны и заставят их подражать СССР. Берия тоже не был теоретиком, но, в отличие от Хрущева, в «советские достижения» вряд ли верил.

Обсуждение дела Берии на пленуме серьезно подорвало репутацию Сталина. Он еще не стал преступником и тираном, но уже был больным и отстраненным стариком. «К сожалению, мы не могли принять важных решений по сельскому хозяйству как в последний период жизни товарища Сталина, так и после его смерти, — объяснял Хрущев. — Потому что при постановке того или иного вопроса Берия сеял сомнения или часто при обсуждении добивался снятия вопроса с обсуждения. Мы все уважаем товарища Сталина. Но годы свое берут. В последнее время товарищ Сталин бумаг не читал, людей не принимал, потому что здоровье у него было слабое… И это обстоятельство ловко использовал прохвост Берия, очень ловко».

А Молотов добавил: «Как случилось, что такой матерый враг, как Берия, мог попасть в нашу партию и в ее руководящий орган? На этот вопрос, — если не вдаваться в глубокие причины такого рода фактов, — можно дать простой ответ: это результат недостаточной бдительности нашего ЦК, в том числе и тов. Сталина. Берия нашел некоторые человеческие слабости и у И. В. Сталина, а у кого их нет? Он ловко их эксплуатировал, и это удавалось ему в течение целого ряда лет»[289].

Письмо Л. П. Берии в Президиум ЦК KПCC о страхе за жизнь, с просьбой создать комиссию по своему делу. Запись на обороте: «Немедленно передать для Президиума ЦК KПCC тт. Маленкову и Хрущеву по телефону от Л. Берии»

1 июля 1953

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 463. Л. 173–174 об.]

Народу о том, что Берия теперь его «враг», «Правда» официально сообщила 10 июля. Так как за все время советской жизни списки высокопоставленных врагов обновлялись регулярно, потрясения это не вызвало. Народ встретил государственные перемены рассудительной частушкой: «Лаврентий Палыч Берия вышел из доверия. А товарищ Маленков надавал ему пинков».

Хотя Константину Симонову показалось, что в «поимке и обезоруживании этого крупного зверя» главным исполнителем был не товарищ Маленков, а товарищ Хрущев, потому что «он оказался проницательнее, талантливей, энергичней и решительней, чем все остальные». Этот мастер безопасности и сыска «недооценил Хрущева, его качеств, его глубоко природной, чисто мужицкой, цепкой хитрости, его здравого смысла, да и силы его характера и, наоборот, счел его тем круглорожим сиволапым дурачком, которого ему, Берии, мастеру интриги, проще простого удастся обвести вокруг пальца»[290].

Молотов тоже хвалил Хрущева за «дело Берии». Вячеслав Михайлович был страстным бильярдистом, как и Виктор Гонтарь. (Номенклатура того времени любила бильярд. У Буденных на даче даже нас, детей, приводили к покрытому зеленым сукном гигантскому столу поиграть перед обедом.) По словам зятя первого секретаря, они много раз обсуждали «это дело за кием», и в Крыму, и