Традиции & Авангард. №4 (11) 2021 - Литературно-художественный журнал

Внимал Михееву. Его субъективизм – прихоть периода и сенсационный цинизм. Такими и представляет отношения людей в обществе новая «элита». Мозг захлебывается серостью. Подобные учителя впредь будут наставлять юных журналистов. Какими станут СМИ Днепропетровска в XX веке?

Как жить после ухода Гали?

Профессор Владимир Буряк остановил в глубине коридора учебного корпуса. Завтра у него переезд из комнатушки на Третьем Левобережном в общежитие невдалеке от Нового моста, вторая остановка после реки, которую редкая птица пролетит до середины. Необходимо перетащить мебель: грузовик прикатит утром. Отметим дельце творческим общением. Помогут и друзья – философ Саша Варшавский, филолог Юра, с которыми Буряк странствовал в фольклорных экспедициях по селам Днепропетровской области. Почему бы не помочь?

Зашел в офис «Артикля» на пересечении улиц Серова и Комсомольской, напротив – столовая «Спартак». Подвальная галерея с потрясающими ароматами блюд, кажется, кулинарные изыски выпрыгивают с полотен прямиком на поднос. В детстве тут десятки раз обедал с отцом, когда он водил сюда экскурсионные группы. Знатные воспоминания – запахи поднимаются из скважин памяти.

Как жить после ухода Гали?

Трамвай № 1 переместил от Госбанка и Губернаторского особняка до гостиницы «Украина» и отвез к фонтану, а дальше за поворотами ворвался гигантский Градусник, как съедобный гриб на потеху зрения. Особенным холодом от холма потянуло, будто бы резиновая растяжка – минуты тягучие в холостом шипении, бормотании колес.

«Осторожно, снегопад!» Рельсы покрылись белым налетом и чуточку похолодели: как по парафину скользит трамвай, норовя скатиться под холм. Одышка движения, пробуксовка в гибельном следовании, кисельное замедление.

В Доме ученых Ирина Никитина, как год назад и два, в киноклубе «Мысль» показывает «Кордебалет» – фильм о том, как в нью-йоркскую труппу набирают молодых танцоров, изнуряя их конкурсными номерами. Из тысячи конкурсантов остаются единицы. Зачем смотреть повторно? Из мотива сопричастности, желания вновь окунуться во флюиды любви. Видеть картину глазами любимой девушки – чудо и счастье.

Истории танцоров меня сейчас не прельстили. Вызвал скепсис игравший заправилу мюзикла Майкл Дуглас.

Капиталистический дух опротивел настолько, что я поступил абсурдно. Мамоне насолил тем, что приобрел ворох периодики: харьковское «Арт Мисто», «Популярную газету», «Комсомольскую правду» и «Днепр вечерний». Да, раздразнил Михеев не на шутку – влил-таки любопытство к прессе. Заразил газетным энтузиазмом так, что руки зачесались настрочить какие-то заметки и предложить хозяевам ходовой бумаги.

Как жить после ухода Гали?

Студентка-второкурсница факультета международных отношений Наталья Акиньшина вызволяла меня из любовной депрессии: рассказывала о девушке Лене – русской филологине пятого курса. Видел ее в далеких закоулках частного сектора в ашраме кришнаитов, куда случайно завернул во время прогулки по неведомым дотоле улицам Днепропетровска в районе газового хозяйства.

«Лена относится к тебе с вниманием и считает, что ты продолжатель в прозе традиции Владимира Маканина – его последнего романа…» Высокая девушка, рыжая. Вспомнил ее.

Нехватка любви породила парадоксальный интерес. Захватывающим показался второй том хрестоматии «Украинское слово» – оповидання (рассказы) та вирши Тодеся Осмачки, Евгена Плужника, Валерьяна Пидмогильного (некоторые утверждают, что его роман «Город» опередил Жана-Поля Сартра в становлении экзистенциализма), Микола Зеров понравился 50/50. Это всё лютые враги советской власти. Испытал радость от чтения Бажана, Лятуринской, Барки, Телиги – в этом контексте испил отличный оригинальный вар литературы: не знаю – переводились ли вещи на русский язык, в художественной ценности им отказать нельзя. Раз нет у меня любви к прекрасной даме – украинская классика предстает чрезвычайно привлекательной.

В добавочный восторг привела книга Ж. Карре «Жизнь и приключения Артура Рембо» в переводе Бенедикта Лившица – замечательный переводчик.

6. Противопоставление садов

Девяносто восьмой год шел у меня под знаком творчества – если не сочинял что-нибудь, так активно читал прозу и поэзию. Буквы на бумаге заглушали боль распада лучшей на свете страны, уносили в причудливые западные миры.

В главном корпусе ДГУ, чей фасад граничит с Ботаническим садом, на первом, третьем и двенадцатом этажах вывесил объявление о литературной студии «Гипсовый сад». Черно-белая бумага выделяется на фоне пестрых плакатов, зазывающих на концерты, студенческие собрания, в клубы по изучению иностранных языков.

В дизайне моей афиши философская обреченность: жирный крест делит поверхность листа на четыре части. Каждая часть обозначает тему. Например, «Новая литература января». Подразумеваем обзор толстых литературных журналов.

До начала физкультуры побегал в стеклянной колбе, как неутомимый колобок. В девять утра прикатил в спортивный зал. Были упражнения в беге, в прыганьях через козла, в попытке забраться под потолок по канату…

От спортивного дворца до шестого корпуса – путь близкий через край недостроенных зданий. Серые панельные дома, стальные ангары, обходные дороги и лазейки в заборах. Группа однокурсников плелась к аудитории, в аппендикс факультета систем и средств массовой коммуникации.

На факультете журналистики наблюдалась пропорция: тридцать человек в группе, из них четверо-пятеро ребят, остальные – девушки. Из пяти один или два парня интересовались литературой. Девушек, неравнодушных к словесности, найти сложнее.

Саше Гусеву (прозаику, ныне известному в Киеве кинокритику-западнику) принес экземпляр своего малотиражного сборника «Страшный блеф». Самое любопытное в нем – отзыв на книгу «Хакеры». В феврале 1998 года редко еще попадались издания о «звездах компьютерного подполья». Изюминка сборника – устрашающее описание коммунальной квартиры, в которой я жил с отцом до декабря 1997 года.

Тезка пообещал познакомить со своей прозой – заканчивает повесть в жанре черного детектива. Украина как место действия его не привлекает. Америка и только Америка. Доделает и принесет распечатку. «Хорошо, договорились!» Вечером поехал на Левый берег, на улицу Осеннюю, к журналисту и поэту Александру Разумному. Он сказал, что появилась компания молодых поэтов, они себя манифестируют в ближайшее время. Мы сидели на кухне и обменивались новостями. Второй том Бориса Слуцкого я ему вернул, взял третий. Вместе с теменью за окнами в квартире накапливалась какая-то тоска.

Редко забредают на улицу Осеннюю маршрутки. Надо на проспект газеты «Правда» выбраться, чтобы успеть домой. То ли на улицу Суворова, то ли на Героев Сталинграда – куда сегодня причалить: к отцу или к матери? Конечно, лучше ближе к университету. Чтобы завтра утром потопать на занятия пешком.

Моросящий дождь сменился мелким снегом с резким ветром. А дай-ка к Гале зайду!

Забежал в общежитие. Галя расставила точки над «i». Мы останемся друзьями, и не более. У нее появился некто по фамилии Ермоленко, который учится на социолога или политолога, и с ним она видит свою будущность.

Огорченный, я уже не троллейбусом, а пешим