Традиции & Авангард. №4 (11) 2021 - Литературно-художественный журнал

Мама тусовку не понимала и не принимала. Чего хотят неформалы? Расширения сознания?

Помню, как пришел в «Самовар» с перепечаткой Филипа Дика «Солнечная лотерея», еще при Союзе. Какой-то смешливый верзила осудил: «Ты чё, умником прикидываешься?» Идиотское подозрение.

Мама категорически не хотела, чтобы я исследовал авангард, вникал в полистилистику или в метареализм. В ноябре 1993-го я был в Москве и названивал Дмитрию Пригову, Нине Искренко и другим авангардистам. Были телефоны. «Не связывайся с ними!» Ее не слушал. Пылко популяризировал экспериментальную поэзию.

9. Поэтическая культура

На улице Юрия Савченко зашел в гости к Юрию Малиночке – основателю и бессменному редактору малотиражного альманаха «Артикль», который пять лет назад, в 1993 году, стал выходить с подзаголовком «Новый украинский андеграунд». Хотя если подумать – а был ли старый украинский андеграунд?

Уж где-где, а в Днепропетровске украинское буржуазное националистическое подполье преследовалось неслабо: кого-то за решетку отправляли, кто-то уезжал подальше из режимного города. В столице космических ракет строго наблюдали за творческими процессами.

Подполье стало поднимать голову в 1988–89 годах, когда на проспекте Карла Маркса на стендах прессы появился «Форум» с проклятиями в адрес московской власти. В 89-м толпа взбудораженных руховцев пронесла желто-голубой флаг мимо театра имени Тараса Шевченко. Кому-то это было нужно.

На книжном базаре появились рэкетиры. Будущего директора издательства «Даймон» Игоря Тертышного парни в кожаных куртках отвели за сухой фонтан, и он померился с ними «крышами» (примирился, точней):

«Да, я вижу, вы – серьезные ребята…» Предложил им какую-то работу.

«Артикль» напирал на термин «украинский», но я в это издание вносил русский контекст. И когда после публикации в «Артикле» на всю страницу в 30–40 повторениях срамного словечка из трех букв сделалось невмоготу – ушел из проекта, но мое место пустовало недолго. Заместителем редактора стала Юлия Гринберг, и теперь Юра Малиночка сообща с ней выпускает очередные номера. Я по старой дружбе захожу пообщаться.

Возвратил Юре кассету группы «Выход» и киевский журнал «Ковчег». Песни не впечатлили совсем – пустота. О «Ковчеге» тоже сказать нечего. Поэтическая культура в Киеве сильно уступает Москве и Питеру.

Оставил Малиночке свой «Фетиш судьбы». Взял почитать «Стихотворения» Поплавского – лучик надежды в удушливом мороке.

Русский поэт Борис Поплавский в Париже чувствовал себя точно так же, как и мы, днепропетровские – самые преданные ревнители советского строя – в плену чужой культуры, но ему она шла на пользу. Поэт, впрыснутый в стихию французской вселенной, отвечал всё же родной идентификации: так же и русские граждане на Украине оказались в сумеречной зоне между традиционной малороссийской реальностью и галицийской.

Корневым ощущением являлась принадлежность к советскому и русскому. Ситуация у русских была сложней, чем у Поплавского. С уходом границ Советского Союза русские авторы на Украине получили экстремальный опыт игнорирования со стороны официальной культуры, то есть свидомых («сознательных» украинцев), управителей, толкнувших их в пропасть второго и третьего ряда литературной иерархии. Кто в первом ряду? Можно перечислить десятки журналов, издательств от «Витчизны», «Сучасности», «Свитовида», «Киева» до «Монастырского острова», пестующих западную волну писателей, поедающих год за годом пространство русской словесности.

Русские на Украине наивно полагали, что собственную идентичность надо продолжать в стране, ставшей абсолютно чужой. До поры весьма забавно было видеть цирк украинских националистов, их феерический карнавал. Это веселит ровно до той грани, пока тебе не крикнут:

«Москаль, собирай пожитки! Чемодан – вокзал – Россия». Но ты не внимаешь оклику, все-таки остаешься здесь до последнего – идеалист, рожденный в СССР.

Может, потому я и назвал свой сборник «Фетиш судьбы», имея в виду поэму Блока «Крест судьбы» и то, что жизнь могла бы развернуться иначе. Может, в этом выплеске отчаяния, в репортажах, рифмованных простынях, в дневниковых откровениях и коротких стишатах детонирует послание – за творческий федерализм! Если русским на Украине не дают пространства – они его создадут сами, только бы не лезли со своими указаниями последователи Мазепы. Первой в сборнике стояла минипоэма «Солнце Бедных Утех», прозрачно намекая на СБУ. Вечер я провел в театре поэзии «Весна». Видел днепропетровских сочинителей – Александра Покровского и Татьяну Заславскую, Сергея Бурлакова, участвующего в выборной гонке от партии «зеленых» (он метил в народные депутаты Украины) и Татьяну Лобанову. Покровский – строитель, чуть не вместе с Ельциным работал. Заславская – редактор детской газеты «Я». Бурлаков – руководитель отделения СП СССР в Днепропетровской области. Лобанова – библиотекарь в медицинском институте.

Как ведет себя литератор в двадцать один год? Раздает свои брошюрки направо и налево. Сборники «Гениальный грех» и «Гаити» в разных сочетаниях (кому один, кому оба) вручил названным выше и каким-то еще двум незнакомым женщинам – те показались больно заинтересованными в неофициальной поэзии.

Неизвестный мужчина сунул в руки несколько листков с текстом о философском учении Бентама, это 40-е годы XIX века, отстой о понятии долга. Что ж, принимаю к сведению. Точно так же, как я к Бентаму, если не более скептично, могут отнестись и к моим бумагам литераторы и барышни, взявшие всякие «Гаити». Подобно мультипликационному попугаю они могут заладить: «Таити… Таити… нас и тут неплохо кормят!»

Кого еще видел в сутолоке дня? Павла Чиненкова. Два года назад участвовал в его самиздатовском «Металл-прорыве», напечатал в весеннем номере какой-то стишок о гении и канализации. Звучит примерно так:

«Всякий гений цивилизации ходит по лабиринту вселенной, как по канализации…» Не было в 1996 году оптимистических ноток. Увы, нет их и в 1998-м.

Сегодня не пошел на музыкальную биржу. После кассеты ленинградской группы «Выход» ничего слушать не хотелось.

Терзал чистые листы множеством букв. Купил десять тетрадок в клетку – ни дня без страницы, перефразируя Юрия Олешу.

Мой отец, Анатолий Иванович Мухарев, извлек из почтового ящика журнальный улов: сегодня к нам пришли молодежный «Ровесник» и публицистический «Огонек». Вечер перестал быть скучным.

Я попытался увидеться с Галей. Выяснил, она еще не вернулась из Кривого Рога. В общежитии напоролся на злую вахтершу, которая грубо и нетерпеливо поторопила меня выйти в стужу и метель февральских сумерек.

10. Магазин «Пегас»

Открыл сборник «А друзья остаются» Михаила Селезнёва – стихотворения фронтовика, опального в советские годы поэта: он вступил в схватку с безжалостным чудовищем – бюрократической системой на предприятии. Намеревался улучшить быт и трудовой ритм в работе, а столкнулся со стеной административного неприятия: потому и не печатали, замалчивали, делали невидимым на фоне днепропетровской плеяды комсомольских поэтов – Игоря Пуппо, Сергея Бурлакова и других.

Интерес к личности Селезнёва сфокусировала перестроечная волна. Он оказался в