Традиции & Авангард. №4 (11) 2021 - Литературно-художественный журнал

3. После занятий

После занятий спустился на дно снежного стадиона. Скользнул вниз по склону, декорированному мусорными кучками. Пробирался партизанской тропой Ботанического сада к не особенно популярной калитке, выводящей в частный сектор и далее – на трамвайное кольцо. Еду сегодня первым маршрутом.

Занимаю место, смотрю в окно. «Академик Бах», – объявляет механический голос. По прямой линии от академика – улица Телевизионная и ракетно-космический центр. Сзади тает больница в окаймлении каменных заборов.

Севастопольский парк. Еще пилил да пилил до «Детского мира», где десантировался, чтобы забежать в полиграфическую фирму «Пегас».

От «Пегаса» – проторенный путь к бывшему кафе «Самовар». Вперед, к улице Бородина, в гору, оставляя Троицкую церковь за спиной, – тороплюсь запрыгнуть в салон четвёртого трамвая, пока он стоит на сонном старте. Проехать бесплатно – днепропетровский хулиганский жест.

Высаживаюсь на «Косметологической клинике». Рядышком дом Стаса Зимогляда. Взял у него биографию Артюра Рембо. Неделя жизни на изучение. «Один сезон в аду» падает в тяжелую сумку. Как ты волнуешь меня, Рембо, наркоман и близкий друг Поля Верлена, угасший в фазе ранней гениальности!

Опустились сумерки. Я в квартире отца. Любимые баррикады книг и газет, окопы толстых журналов. Антураж традиционно-филологический. Как в подобном интерьере не стать писателем?

Отец пропадал на работе. И кем он только не работал: сопровождающим на товарных поездах, рабочим на кондитерской фабрике, бухгалтером, экскурсоводом! Но по образованию он – преподаватель немецкого языка.

Родился отец в Кузбассе, там остались его корни. И в мои ранние годы он брал меня в путешествия по Сибири. Каждое лето мы поднимались по трапу на самолет и приземлялись в Новосибирске, оттуда катили автобусом в деревню Бачаты, на Щебзавод, а позже к брату отца, моему дяде Александру, – в Прокопьевск. Для меня сибирская природа была родной и милой наравне с украинской.

Одно из воспоминаний – трагедия от упущенного фиолетового кораблика: пластиковая игрушка уплыла по кузбасской речушке, и я впервые почувствовал себя обездоленным во вселенной.

Мои детские годы выпали на цепную реакцию смертей в телике. Он надрывался траурными маршами похоронных процессий. В последний путь провожали генсеков… Не умея читать, я разглядывал картинки, листал толстенные тома «Мировой истории искусств». В пять лет меня очень заинтриговали обнаженные женщины, я вырвал эти цветные и черно-белые страницы. Скорей всего, мне досталось от папы.

Отец жалел об упущениях в моем воспитании. Дед Иван в поселке Щебзавод был возмущен тем, что я не умею вести себя за столом – разговариваю, не слушаю замечаний. Он хотел отстегать меня ремнем, но папа спас от экзекуции. Так что и тогда я не испытывал страха перед властными авторитетами.

В первом классе я научился читать. В том году, в 1983-м, футболисты «Днепра» взяли золотые медали. И я вывел на заборе: «“Днепр” – чемпион Советского Союза!».

Мама и папа развелись. Мне было восемь лет. Двухкомнатную квартиру разменяли на две однокомнатные: одна – мамина на улице Суворова, а папу забросило в город Краматорск. Два или три года он выменивал квартиры и вернулся в Днепропетровск, в далекий район Левого берега, который смутно помнится мне какой-то беспритульностью. То есть был необжитым. Мы с отцом осваивали Левый берег. Записались в главные библиотеки, рассекали парковые зоны в поисках чудес.

Вспоминаются последние прилеты в Сибирь. Как-то взбирались на горную цепь Бускускана, и я отчаянно, уперто спорил по мелочам. Отец смиренно покачал головой и кротко заметил: «Ты – тяжелый человек. И в кого ты такой? Как ты будешь жить?»

Когда отец работал экскурсоводом в Днепропетровске и окрестных городах, я проездил с ним в автобусе тысячи километров: Днепродзержинск, Никополь, Запорожье, Павлоград, Кривой Рог… Города мелькали загазованными улицами социалистической индустрии, открывая и подноготную культурных, исторических событий, о которых отец с блеском рассказывал туристическим группам из Ленинграда, Киева, Харькова и так далее.

Он одобрил мой круг чтения: журналы «Юный техник», «Техника – молодежи», «Уральский следопыт», «Молодая гвардия», «Знание – сила», «Химия и жизнь», «Наука и жизнь», «Изобретатель и рационализатор», «Ровесник», «Вокруг света»…

Я вел переписку с редакциями газет и журналов. Отправлял письма в «Пионерскую правду», в редакции журналов «Юный техник», «Техника – молодежи». Приходили ответы. С моими рекомендациями считались московские профи. Что я просил? Печатайте больше рассказов и повестей Клиффорда Саймака, Кира Булычёва, Фредерика Пола, Дмитрия Биленкина, Роберта Шекли!.. Редакции слушались и повиновались.

Неудивительно, что в девять лет я был уверен на сто процентов, что стану редактором литературных журналов: не одного, а двух или трех, если не больше. Так оно и вышло.

Папа давал деньги на покупку книг. Десять рублей стоил сборник американской фантастики на семьсот с гаком страниц. И я стал фэном, интоксифицированным фантастикой. В одиннадцать лет познакомился с самиздатом: «Земля во власти волшебства» Фреда Саберхагена – первый роман, который попал мне в руки; а дальше были «Крестоносцы космоса» и «Звездный торговец», «Танцовщица из Атлантиды» Пола Андерсона, «Речной мир» Филиппа Фармера, «Человек в высоком замке», «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» Филиппа Дика и многомного романов, исполненных на печатной машинке. Каждый день я читал по роману, иногда и по два. Общался со всеми изготовителями, коллекционерами самиздата. Воодушевленно его распространял, в том числе и в школе. У меня брали читать самопальные издания даже учителя. Отец радовался моей любви к фантастической литературе. Но сам он был фанатиком хорошей литературы со стажем и с первого класса школы «подсадил» меня на классику. До пятнадцати лет я не прикасался только к поэзии. Разве это жанр? Надо разогнать фантазию на эпопею, а что во вселенной поменяется от пяти или пятисот рифмованных строк?

Следующий феномен – это авангард. В каких журналах он был? Да почти во всех! Вы откройте «Знамя», «Октябрь», «Новый мир», «Дружбу народов» или что-то наподобие их на распутье десятилетий. Приближение к авангарду! А в чистом виде – рижский «Родник», «Место печати», «Комментарии», газета «Гуманитарный фонд», неоднозначный «Митин журнал»… Многие номера этих изданий я читал сразу, как только они выходили.

Отец авангарда не понимал и не принимал, но и не возражал против моего увлечения. Это в характере времени, когда по вине нерешительных нытиков лопнул Советский Союз. На момент крушения СССР мне было четырнадцать лет.

Причем незаконное образование Украины (за которое я не голосовал и мои родители тоже) совпало с моим днем рождения. Миллионы моих сверстников встретили свое пятнадцатилетие в предательски расколотом пространстве.

Отец к тому моменту был одним из лидеров и основателей днепропетровского отделения общества «Мемориал». Но эта