Королев. Главный конструктор - Мария Стефановна Бушуева

дальнейших работ ОКБ»[61].
Известный конструктор Исаев, когда-то вместе с Березняком создавший первый ракетный самолет БИ-1, дал свой ключ к разгадке влияния Сергея Павловича: «Королев… был не только, как теперь пишут, “основателем практической космонавтики”, но и великим артистом. Повернись судьба по-другому, он мог бы стать и военачальником, и директором крупного завода, может быть, и министром. Одним словом, это прирожденный вождь коллектива, которому надо непрерывно преодолевать трудности. Если бы он был полководцем, он бы двигал армию на лобовые штурмы как можно быстрее, не считаясь с потерями, оставляя в тылу гарнизоны недобитого противника – только бы первым захватить или освободить города. И без передышки снова вперед»[62].

Кроме того, многие работавшие в ОКБ-1 отмечали поразительное инженерное чутье Королева при выборе точного решения из многих предложенных, а его методы сталкивания на Совете технических вариантов для выхода на единственно верный казались некоторым, например К.П. Феоктистову, «шаманством»[63]. Это «шаманство» во многом было результатом пристального внимания Королева к любому, самому малому звену общего Дела. Но скрывалось в нем и некое сверхчувствие, выходившее за пределы рациональных объяснений, угадываемое в Королеве Келдышем, Раушенбахом и даже Глушко, тоже обладающим чем-то подобным, близким интуиции, однако более глубоко и далеко проникающим и еще менее уловимым. Наблюдательный, чуткий Черток замечал, что было нечто «одновременно спасительное и пугающее» в том, как фактически мгновенно Королев мог определить суть человека и его творческий потенциал.

* * *

Любой пустяк может привести к аварии и трагедии на пуске, а кроме этого, к трате огромных государственных средств. Мы вместе отвечаем перед народом. А Главный конструктор ответственен за все и за всех, – Королев нередко говорил о себе как о Главном в третьем лице, создавая «отдельный» лично от себя образ и насыщая его информацией, должной работать – при соединении его с живым образом – на авторитет.

Иногда опасным «пустяком» при пуске оказывался кислородный клапан на ракете. Он замерзал и не закрывался при подаче команды «Стоп». А морозы в Кап. Яре были жесткие. Вспоминают, что приходилось звать на помощь Ю.А. Корнеева: на первых пусках он приспособил винт с накидной гайкой, и этот винт спасал от перелива кислорода.

Стала полигонной поговоркой фраза Воскресенского:

– Юра, винт взял?

Без «кустарных методов» никак обойтись при первых пусках не удавалось, и Королев иногда мельком, с неприятным чувством, вспоминал обвинение технического акта 1938 года в «кустарщине». Ничего, думал он, отгоняя тяжелые мысли, возвращающие в прошлое, начало разработок ракетной техники затянулось не по моей вине. Теперь все в наших силах! Совершенство науки и техники – впереди.

В мороз и в жару – иногда на солнце жар поднимался до +50! – люди работали не из-за страха или выгоды, – хотя и оклады были немалые, за каждый удачный пуск ракеты полагались большие премии, – работали на совесть, потому что действительно чувствовали свой труд нужным обороне страны. Себя видели не безликим планктоном, а участниками грандиозных свершений. И Королев умел вовремя сказать вдохновляющие слова и это подчеркнуть. Он убеждал, потому что был убежден сам.

– Каждый здесь, на полигоне, – соавтор ракеты. Каждый – строитель будущего. И мы здесь все вместе создаем надежную защиту стране, защиту ее будущему! – говорил Королев. – Я не могу требовать, чтобы вы работали еще быстрее и лучше, остается только попросить вас об этом.

Но если кто-то проявлял халатность и дело доходило до «ставит под угрозу срыва», Королев мог очень резко обрушиться на предполагаемого виновника на совещаниях, если разбор происходил в его присутствии, замечал Черток. Подписывать в вышестоящие инстанции кляузы с подобными формулировками он очень не любил. А уж если считал, что нет другого выхода, то предварительно по телефону предупреждал: «Имейте в виду, что я буду вынужден обратиться туда-то и туда-то».

Помнил, видимо, Сергей Павлович черные дни второй половины 30-х годов. И, возможно, винил себя, что писал против Клейменова Тухачевскому. Близким Ивана Терентьевича он тайно от всех помогал. Продолжал помогать вместе с Тихонравовым и выброшенному талантливому конструктору Черановскому, и многим другим людям: осиротевшим семьям, нуждающимся заводским рабочим, детям нищего детдома… «Он всегда заботился о своих товарищах, – вспоминал Будник, – особенно подчиненных, старался им помочь». Причем своих «добрых дел» не афишировал. Все такие поступки, часто невидимые окружающим, входили в созданную им систему как ее живительные токи. Королев, в отличие от многих других первооткрывателей космоса, был по-настоящему народен и с годами приобретает черты эпического героя ХХ века во многом еще и поэтому.

Суровые «разносы», о которых Черток упоминал на страницах книги «Ракеты и люди» даже чаще, чем о заслугах Королева (хотя неоднократно называл его «великим»), сменялись отеческой поддержкой: с любым смежником или конструктором «не из главных» Королев мог «разругаться, используя очень сильные выражения. Но удивительное дело, как бы он ни обругал человека, тот не обижался». «Он был вспыльчив, – вспоминал Келдыш, – но обладал необычайной человечностью и личным обаянием»[64].

Черток заметил и «очеловечивание» Королевым своих ракет и всей технической деятельности ОКБ: «Было такое ощущение, что мы работаем над созданием какой-то одушевленной, очеловечиваемой системы, а не над чисто электромеханической структурой». Именно по этой причине Королев А-4, Р-1 и Р-2 не любил: они были «чужие», «неодушевленные».

Голованов увидел ту же особенность отношения к «изделиям», «как к живым существам», и у Пилюгина: у ракет «было разное “детство”, разный “характер”, разная судьба и разный срок жизни, определяемый уже не богом, а людьми».

Полностью «своей» станет для Королева знаменитая «семерка», первая в мире межконтинентальная ракета, о которой он думал задолго до ее рождения: в декабре 1949 года, по договоренности с Тихонравовым, направил его группе в НИИ-4 задание на проведение разработок «пакетной» конструкции. «Пакет» или блоки станут идеальным решением для первой межконтинентальной.

* * *

В пришедшем в НИИ-88 конструкторе Янгеле Сергей Павлович сразу почувствовал равного по волевой энергии. И не удержался – решил тут же показать, что он, Королев, все-таки сильнее. В народной среде доказывают преимущество физически, «на кулачках», Королев доказывал психологически. Он делал это вполне сознательно, был убежден: только сильного руководителя уважают.

– У меня сейчас будет трудный разговор с Устиновым, подождите, Михаил Кузьмич, минут пятнадцать в приемной.

Янгель угадал: Королев его проверяет, и выказал к вынужденному ожиданию спокойное отношение. Ждать ему пришлось больше получаса. Наконец секретарь пригласила его к Сергею Павловичу.

Янгель был высок и худ, входя, он автоматически чуть склонил голову, опасаясь задеть верхнюю планку дверного проема. Королев это отметил и подумал: большой человек, но пока приходится ему