Империя и ее соседи - Коллектив авторов

и детей, но в то же время много раз щадили их – чаще, чем эти проклятые немцы, особенно в тех местах, где они шли на штурм»[673]. Как видим, в имевшей место жестокости англичанин Ричардс обвинял немцев. Это, конечно, свидетельствует о серьезных разногласиях и противоречиях в войсках христианских союзников. «Пленных, – продолжает Ричардс, – насчитывалось около 1600, не считая женщин и детей, тысячу из которых удалось спасти от разъяренных солдат. Пощадили еще 1000 будайских граждан… на условии, что они выдадут, где скрывают деньги, и прочие свои богатства или же на условии, что за них заплатят выкуп»[674]. Из других источников выясняется, что названная тысяча – будайские евреи. Англичанин представлял это предприятие как спасательную акцию, основанную на жажде извлечь выгоду из безвыходного положения людей. На выкуп рассчитывали даже те из участников штурма, кто, если судить по оставленным ими запискам, кажутся довольно гуманными людьми. Один из них, уже упоминавшийся лекарь из Бранденбурга Иоганн Дитц, излагает «свой» эпизод. На одной из улиц города ему повстречались две женщины – пожилая и юная, в слезах умолявшие на незнакомом языке о спасении. При ближайшем рассмотрении оказалось, что «пожилой» было не больше 18 лет, а юной – около 12. Дитц отвел обеих в свою палатку в лагере и накормил. О его намерениях можно только догадываться, но скорее всего, он хотел выгодно продать пленниц. Эту догадку можно подтвердить дальнейшим рассказом автора дневника. Женщин у него забрали по приказу командира, узнавшего о хорошеньких плененных турчанках. Лекарь сокрушенно восклицает, что лишился богатой добычи, и его дальнейшие попытки раздобыть что-нибудь или кого-нибудь в городе окончились неудачей по той причине, что он в силу молодости и неопытности «промышлял» в одиночку и более сильные отнимали у него добычу[675].

Жажда добычи владела всеми «освободителями». Во всех донесениях, последовавших за взятием города, повторяется эта тема: большое количество пленных и огромная добыча. Сообщения разнятся, пожалуй, лишь в том, какая добыча (оружие, золото, серебро и ювелирные изделия, одежда, ткани, даже шелковые платки и т. д.) и в каком количестве досталась победителям; сколько всего уже награбили солдаты и сколько еще прячут местные жители. Упоминается случай, когда пришлось извлекать проглоченные янычарами драгоценности[676]. С вожделением называют корреспонденты огромные денежные суммы, найденные у тех или иных солдат[677]. С надеждой пишут о том, сколько богатств еще можно найти в тайниках[678]. Через пару недель после штурма была назначена комиссия в составе двух комиссаров, задача которых состояла в том, чтобы вычистить дома и собрать добычу в этом богатом городе. В отношении скрывающих богатства предписывалось применять строжайшие наказания[679]. Баварцы завидовали бранденбуржцам, которые первыми ворвались в самые богатые, еврейские районы города и учинили там расправу и грабеж[680].

Приведенные примеры показывают, что жажда добычи прекрасно дополняла ненависть к врагам и руководила действиями как отдельных лиц, так и новых военных властей. Обращает на себя внимание тот факт, что писавшие о штурме его участники, хотя и осуждали жестокость и неуемность своих солдат, в целом воспринимали как норму обращение с пленными жителями Буды: их щадили, чтобы продать или получить за них выкуп, а также на условии, что те расстанутся со своим имуществом.

Эти условия касались в первую очередь еврейских жителей Буды. «Самые богатые евреи попали в руки бранденбуржцев, – замечает английский доброволец. – Тех евреев, которые во время штурма вместе со своими женами, детьми и самым ценным имуществом пытались бежать на 20 лодках по Дунаю, частью убили, частью захватили в плен и увели с собой венгры, находившиеся на пештской стороне»[681]. Джованни Дзенаролла в своем дневнике тоже отметил, что взятых в плен евреев не убили, а вернули в крепость[682]. Евреев как бы занесли в особую категорию населения. Они должны были разделить судьбу мусульманских защитников, хотя в документах, отражающих осаду и взятие Буды, евреи упоминаются среди воинов заметно меньше, чем защитники другой этнической принадлежности. Но это отличие евреев от других прежде всего было вызвано их способностью выкупить себя и своих единоверцев, а также возможностью отнять их имущество и скрытые богатства.

Среди этих евреев оказался и Исаак Шульхоф. Понедельник, когда начался последний штурм, для автора «Хроники» был «истинно печальным днем» – настолько печальным, что даже в полдень над городом стояла тьма. Начало штурма застало Шульхофа с сыном и женой в синагоге. Он не знал о случившемся, пока к нему с воплями «Нам конец!» не прибежала большая толпа евреев, укрывавшихся от бойни. Чтобы успокоить людей, Исаак приказал им молиться и, поднявшись на возвышение, сам начал молитву. Но в синагогу ворвались солдаты с венгерскими гусарами и, как пишет Шульхоф, «в доме Господа в жертву принесли людей, и пролилась кровь сынов Израиля»[683]. Затем наступила очередь Исаака. Солдаты бросились к нему, угрожая мушкетами. После сбивчивых объяснений Исаака, главным в которых было то, что, если солдаты не убьют его и возьмут с семьей под свою защиту, богатые единоверцы выкупят его за большую сумму, мушкетеры согласились охранять раввина. Они приказали вести их к его дому, рассчитывая на возможность «попромышлять» и там. Это был самый трагический путь в жизни Исаака. Во дворе синагоги солдаты, обиравшие скопившихся там евреев, затеяли между собой драку за то, кому достанутся пленники. Мушкетерам удалось отбить Исаака и его близких, но снаружи шла схватка имперцев с турками. Улицы были завалены телами убитых. Исааку и его сыну Самсону, вцепившемуся в одежду отца, удалось незаметно выскользнуть из этого столпотворения и убежать. Но в сумятице куда-то пропала жена Исаака, о которой он с этого часа уже ничего не знал и предположил, что ее убили. Около дома Исаак вступил в схватку с офицером императорской армии, позарившимся на его сына. Но офицер ударил бедного Шульхофа так, что тот потерял сознание и выпустил мальчика из рук. Самсон стал добычей этого мародера. Ни о сыне, ни о жене Исаак больше не слышал. В собственном доме Шульхоф застал разбойничавших солдат, которые хотели его убить, но хозяина спасла собственная служанка-христианка, спрятав в подвале дома. На этом испытания Шульхофа не закончились. Он снова попал в руки мушкетеров, которым отдал все, что еще оставалось в доме. Капрал, с солдатней хозяйничавший в доме, согласился отвести его в лагерь, чтобы там договориться о выкупе. Он нагрузил Исаака тяжелым узлом с награбленным у него же добром и передал солдатам для сопровождения. Изнемогавшего под тяжестью ноши, измученного и ослабевшего