Моя императрица - Николай Павлович Иванников

— Меня касается все, что происходит в этом имении! — закричал я, не сдержавшись. Впрочем, сразу же спохватился, осмотрелся и повторил уже спокойно: — Лиза, меня касается все, что происходит с вами: с тобой, с Олюшкой, с Санькой…

— С маменькой! — подсказала Лизанька.

Но я покачал головой.

— Матушке я не могу указывать, что ей делать. А, впрочем, зачем я тебе это объясняю? Ты и сама прекрасно знаешь правила игры. Я забочусь о вас. Я не хочу, чтобы испортила себе всю жизнь из-за какого-то там сладкоголосого старика… что б его черти утащили! К тому же у него есть законная жена, княгиня Елена Андреевна… Да что ты вообще в нем нашла⁈

Лизанька осмотрела меня с ног до головы, затем кивнула на шпагу, которую, оказывается, я до сих пор держал в руке.

— Убери свою шпагу. Мне неуютно, когда ты размахиваешь ею у меня перед лицом.

Я сунул шпагу в ножны.

— Так тебе интересно, что я в нем нашла? — переспросила Лизанька. — Не уверена, что ты захочешь это слышать, но коль уж спросил, так я тебе отвечу… Князь очень интересный человек, с ним никогда не бывает скучно…

— Да уж, вы славно веселились там, в беседке! — перебил я сестру.

— Мне продолжать? — с холодностью спросила Лизанька.

— Уж изволь!

— Он очень уверенный в себе и очень хладнокровный человек, в отличие от большинства моих знакомых.

Я понял, что под большинством Лизавета имеет в виду меня, но язвить по этому поводу не стал. Решил дать ей возможность выговориться.

— У него очень сильные и вместе с тем очень ласковые руки, и когда он ко мне прикасается, я чувствую, что он именно тот, кто может сделать со мной все то, о чем я уже давно мечтаю. А когда его уста касаются моей шеи…

И вот тут я не выдержал. Да и кто выдержал бы на моем месте?

— Лизка, замолчь! — прокричал я, весь так и сморщившись от брезгливости. — Замолчь немедленно! Мне противно слушать твои гнусные истории, как вы там лобзались с этим стариком!

Я нервно прошел туда-сюда, чувствуя, как сердце колотится где-то в затылке. Потом я резко подошел к Лизаньке и схватил ее за руки.

— Я не знаю, что сейчас сделаю! — процедил я, и мне кажется, что даже слюни запузырились у меня на губах. — Я тебя сейчас ударю…

Лизавета резко вырвал у меня руки.

— Только попробуй! — зло ответила она. — Я тебе глотку перегрызу.

Глава 25

Снова о силе демонов и немного о пользе татуировок

Мы смотрели в эту минуту друг на друга взглядами, полными ненависти. И вдруг я понял, что запутался окончательно. Еще полчаса назад я всем своим существом желал защитить Лизаньку от всякой напасти, грозящей ей со стороны других мужчин, кем бы они ни были. Хотел оградить ее от их поползновений, от обмана, от потрясения.

Но прошла всего какая-то жалкая половина часа, и теперь я был готов ей самой нахлестать по щекам, да так, чтобы мало не показалось, чтобы почувствовала она, кто в этом имении хозяин. И еще я понял, что вполне способен на это, и при мысли такой в груди у меня все так и похолодело.

Я вдруг представил себе, как наотмашь бью Лизаньку по лицу. А удар у меня тяжелый, только такой богатырь как Гришка Орлов способен на ногах удержаться, да и то не всякий раз.

Но уж Лизанька ни за что не удержится. И она рухнет на землю как подкошенная, и след у нее на лице от моего удара останется добрый, даже если ударю я всего лишь раскрытой ладошкой.

И после этого уже никогда наши с ней отношения не будут прежними. Нет, не убоится она меня после этого — не из того Сумароковы теста, чтобы бояться кого-то. Но перестанет быть она для меня уже той самой Лизанькой, а будет уже посторонней малознакомой девицей…

Боже, как я этого не хотел! Почему-то именно в этот момент вспомнились слова Катерины, там, в моем столичном доме: «Если ты меня когда-нибудь ударишь, Алешка, я уйду. И ты никогда больше меня не увидишь…»

И сердце у меня в груди вдруг сжалось так болезненно, что я даже простонал коротко, и почувствовал, как взмок у меня лоб. И Лизанька тоже уйдет. Не в прямом понимании, конечно, потому что и уйти-то ей некуда, но со мной она уже прежней не будет. А будет это уже какая-то чужая, совсем другая Лизавета.

Все изменится, все рухнет, все покатится в тартарары…

Но неожиданно что-то переменилось. Я упустил этот момент, потому что зажмурился, чтобы прогнать от себя прочь плохие мысли, а когда вновь поднял веки, то увидел, что Лизанька смотрит на меня, вытаращив свои и без того огромные глазюки так, что это казалось уже просто невозможным. И никакой злости, а тем паче ненависти во взгляде ее уже заметно не было, а была только одна бескрайняя бездна удивления.

— Алешка, чего это ты? — прошептала она. — Чего это с тобой, а?

Сначала я не понял сути вопроса. Только что мы жутко ссорились и готовы были прибить друг друга, а теперь вдруг такая перемена.

А затем я увидел, куда устремлен ее взгляд, да и сам боковым зрением уже заметил слева легкое зеленое свечение, а справа — такое же красное.

Не удержал эмоции, стало быть, и сила демонов тут же полезла наружу. Так глядишь, вскорости и вовсе не буду возможности иметь совладать с нею.

Собравшись, я шумно выдохнул, потом глубоко вдохнул и снова шумно выдохнул. Успокаивающе погладил себя по груди.

— Что это, Алешка? — все так же шепотом спросила Лизанька.

И я вдруг понял, что ничего между нами не изменилось, и не изменится никогда. И даже если я сейчас нахлещу ей по щекам и отлаю ее, как пес цепной, все равно она останется прежней Лизанькой. И она вцепится в меня мертвой хваткой и будет лупить в ответ своими твердыми кулачками, как когда-то в детстве. А если понадобится, то и впрямь зубами вопьется, потому что мы, Сумароковы, такие!

— Тут такое дело, Лизка… — ответил я, почесав затылок, но не потому что у меня там что-то зачесалось, а скорее для того, чтобы обозначить неудобство