Моя императрица - Николай Павлович Иванников

повесят сушиться на солнышке на длинной веревке, то на каторгу точно отправят. Да еще и имя будет опорочено недозволительными для дворянина деяниями. Только шпага и честная дуэль позволит сохранить имя чистым! Хотя, от каторги они могут и не защитить…

Да плевать — я все-равно убью этого негодяя!

Я решительно свернул на дорожку, ведущую к беседке, и пройдя по ней несколько десятков шагов, понял, что слышу какие-то голоса. Ошибиться сейчас мне было никак нельзя, и я прислушался, остановившись. Так и есть — где-то неподалеку, скорее всего именно на беседке, вели разговор двое. И один из них почти наверняка был мужчиной — мне показалось, что я слышу низкие нотки.

Я уверенно двинулся дальше, свернул за поворот и вновь остановился. Теперь я слышал голоса еще четче. Нет, отдельных слов разобрать возможным не представлялось, но было ясно, что говорят именно двое — мужчина и женщина. И мужчина при этом наверняка рвет с веток вишню, бросает ее в рот, а косточки плюет прямо мне под стол. С наглой такой усмешкой…

Скрипнув зубами, я ускорил шаг. За вишневыми ветвями уже мелькнули белые бруски беседки, когда я услышал отчетливый вскрик Лизаветы:

— Как вы можете говорить подобное⁈ Ведь я доверилась вам!

Сердце мое так и ухнуло куда-то в желудок и торопливо застучало там, вызвав нежданную слабость в ногах.

Неужели я опоздал⁈ Неужели то, чего я так опасался, все-таки случилось? Слова, подобные тем, что произнесла Лизанька, девушки обычно говорят в моменты сильного потрясения, и уж точно никак в моменты приятных вечерних посиделок. Между ними явно что-то произошло, и я точно знал, что оно мне сильно не понравится.

«Я доверилась вам»…

В чем именно доверилась? Она доверила этому человеку что-то, что он не смог сберечь? Что доверила? Свою честь девичью? Этому придворному моту и сердцееду, который даже и за кобылой принялся бы ухлестывать, если бы все девицы на свете исчезли бы вдруг? Да когда он вообще успел завести шашни с моей сестрой⁈ Ведь он безвылазно торчит в столице и отирается при дворе, участвуя едва ли не в каждой дворцовой интриге. Неужели он столь часто навещает своих родителей в Ижорском? Да, впрочем, мне певать на подробности, я просто хочу, чтобы он был наказан!

Теперь я лицезрел их обоих, и мужчину, и девушку. Лизанька — а это несомненно была она, я узнал ее платье, в котором он присутствовала за ужином — стояла у самого входа, и я прекрасно видел ее силуэт. Мужчина же стоял рядом, но фигура его была наполовину скрыта вишневыми ветками, но было заметно, что он держит Лизаньку за руку. Она попыталась вырваться, но он не позволил ей сделать этого, а наоборот — дернул ее к себе. Лизанька припала к его груди, замерла на мгновение, но сразу же отпихнулась и вновь попыталась сбежать. Но мужчина по-прежнему сжимал ее руку и не позволял ей сделать этого.

— Эй, сударь! — крикнул я, когда был уже в десятке шагов от беседки. — Отпустите ее немедленно! Надеюсь, ваша шпага при вас, потому что я собираюсь хорошенько вас проучить!

На бегу выхватив шпагу, я влетел на беседку.

— Я смотрю, вам пришлись по вкусу моя вишня и моя сестра? — рыкнул я. — Посмотрим, как вам понравится моя шпага!

Лизанька — толи с испугу, толи преднамеренно — не давала мне пройти вглубь беседки, своим телом пряча от меня Вольдемара, и потому свои слова я адресовал скорее скамейке, нежели конкретному человеку.

— Алешка, уйди! — вскричала Лизанька, пытаясь выпихнуть меня из беседки. — Я прошу тебя! Пожалуйста!

— Я уйду только после того, как взгляну, какого цвета потроха у этого негодяя! — в горячке воскликнул я и оттолкнул Лизаньку в сторону. — Защищайтесь, сударь!

Но последнее слово так и завязло у меня в горле, словно кость, попавшаяся в куске рыбы. Потому что передо мной находился вовсе не Вольдемар Глебов. Это был… Это был его отец, сам князь Сергей!

Я осекся, даже шпагу опустил, которую только что собирался без промедления пустить в ход.

— Князь? — ошарашенно пробормотал я. — Сергей Иванович… Но как же так?

Я вдруг понял, что в своей растерянности выгляжу достаточно жалко, и поторопился взять себя в руки. Заметив, что Лизанька сделала движение, чтобы выйти из беседки прочь, я поймал ее за платье и остановил. И почувствовал, как растерянность моя уходит, и на его место вновь возвращается былая злость. И может быть даже еще более сильная. Потому что связь Лизаветы с Вольдемаром Глебовым я вполне мог понять, хотя и не приветствовал. Он молод и хорош собой, богат может и не фантастически, но тем не менее вполне обеспечен… Да бог с ними, с деньгами — самое главное, что по возрасту он вполне годился Лизавете в женихи!

Но князь… Ему было уже около пятидесяти, и он был женат! Будь он холост, то вполне мог бы набиваться в женихи к моей матушке. Но к Лизавете…

Ей-богу, меня даже затошнило. А он стоял передо мной — высокий, крепкий, с зачесанными назад длинными чуть седыми волосами, и мне показалось, что он даже слегка улыбается. Не откровенно, конечно, а так исподволь, едва-едва.

— Князь, потрудитесь объяснить, что здесь происходит? — процедил я сквозь зубы.

Глебов с ответом не замедлил.

— Ничего такого, что могло бы вызвать у вас подобное возмущение, — сказал он. — Мы обсуждали с Лизаветой Федоровной состояние дел в вашем имении.

— А какое вам дело до нашего имения? — спросил я со всей презрительностью, какую только смог вложить в эти слова. — К тому же говорить об этом уместно со мной, или же с матушкой, но никак не с Лизаветой Федоровной. Вы бы еще с младшей Александрой об этом поговорили… К тому же, вы напрасно полагаете, что ваш фокус с платком смог меня обмануть. Я сыщик сыскного приказа, и разных фокусов мне довелось насмотреться. Вы всерьез полагали, что ваш крестик на платке введет меня в заблуждение? Вы думали, что я не догадаюсь, что он означает?

Я заметил, как князь усмехнулся. Но как-то очень уж вяло. Явно ему было сейчас не до веселья.

— Этот крестик не предназначался для ваших глаз, Алексей Федорович, — ответил он. — Никто другой так ничего и не заподозрил. Мы же не могли знать, что вы столь скоро вернетесь