Моя императрица - Николай Павлович Иванников

— И потому вы решили, что женщины в Светозарах могут стать легкой добычей? — спросил я холодно.

— Вы совершенно неправильно все себе представляете, — в тон мне отозвался князь Сергей. — Однако, я вижу, что кривить душой с вами бессмысленно, и потому откровенно скажу, что у меня к вашей сестре действительно самые сильные чувства…

— Вот как! — воскликнул я, и снова не позволил Лизаньке выбежать из беседки. Дернувшись, она прекратила свои тщетные попытки, и тогда закрыла лицо ладонями. — А княгиня Елена Андреевна в курсе ваших «сильных чувств»? Мне интересно, как она к этому относится?

— Никак, — сдержано покачал головой князь. — Княгиня, разумеется, ничего не знает. Даже не догадывается. И я хотел бы, чтобы такое положение вещей оставалось и впредь.

— Ого! — я едва не расхохотался. — Вы уже ставите мне условия! Однако, как я понимаю, ваш сын Вольдемар был в курсе упомянутых «сильных чувств», потому что наши люди видели, как он тут тайком шастал по имению. Подозреваю, что намедни они вспугнули его, и он так и не смог передать Лизавете вашей записки. И тогда вы решили разыграть этот фокус с утерянным платком… Лиза, — я повернулся к сестре, — ведь ты подарила свой платок князю Сергею на память о себе, я угадал?

Лизанька отняла от лица ладони и взглянула на меня со злостью. Мне даже жутко стало от этого взгляда. Не по себе как-то.

— Замолчи… — прошептала она трясущимися губами. — Замолчи, я тебя умоляю!

— Но ты же понимаешь, что так продолжаться больше не будет?

— Замолчи! — выкрикнула Лизанька и очень крепко стукнула меня кулачком по груди. — Замолчи, замолчи, замолчи!

Тогда я снова повернулся к Глебову.

— Видите, князь, что вы натворили? Моя собственная сестра в моем собственном имении требует от меня, чтобы я замолчал! Не ваши ли «сильные чувства» довели ситуацию до подобного? И что еще вы успели натворить в мое отсутствие? Что мне еще неизвестно?

— Если бы вы почаще бывали в своем имении, молодой человек, а не оставили бы его на попечении женщин, то наверняка были бы в курсе происходящих здесь дел.

— Вы будете мне указывать, как вести дела в моем имении?

— Я считаю себя в праве указывать вам на ваши ошибки, чтобы вы не допускали их в дальнейшем.

— А я считаю себя в праве посоветовать вам засунуть свои советы куда подальше и защищаться, потому что я намерен слегка обрить вашу великолепную шевелюру!

Я поднял шпагу. Князь Сергей отступил на пару шагов, подняв руки.

— Спокойнее, молодой человек, спокойнее! — проговорил он с улыбкой. — При мне нет шпаги, и я не могу сопротивляться. Вы же не станете нападать на безоружного!

— Вам очень повезло, князь, что мой гнев не застлал мне разум, в противном случае вы уже лежали бы на этом полу, — я шпагой указал на засыпанный вишневыми косточками пол беседки, — и бились в конвульсиях. Но как человек рассудительный и сдержанный, я позволю вам сейчас убраться подобру-поздорову. А завтра с утра, не позднее семи часов, буду ждать вас на берегу Ижорского пруда. И не забудьте в этот раз прихватить вашу шпагу, а также секунданта, который смог бы засвидетельствовать, что я убил вас в честном поединке.

— Убил меня⁈

Князь Сергей расхохотался, раскрыв рот и запрокинув назад голову.

— А вы забавный молодой человек! — вскричал он. — Мне даже будет немного жаль проткнуть вас шпагой. А потому я дам вам шанс передумать. Предупреждаю, что большую часть своей жизни я командовал драгунским полком, и славная рубка для меня, как мать родная. А вы же с вашим камер-юнкерством способны только танцевать со своей жалкой шпажонкой!

Хмыкнув, я поднял шпагу и поцеловал клинок.

— Не обижайся, дядя шутит, — сказал я шпаге. И мрачно глянул на князя. — Не позднее семи часов, князь! — снова сказал я. — Попрошу не опаздывать. В четверть восьмого я должен вас убить, чтобы поспеть к завтраку!

И чтобы подчеркнуть, что разговор на этом закончен, я вышел из беседки, утянув за собой Лизавету.

Мы шли через сад, но я вел ее не к дому, а наоборот — подальше от него, чтобы не наткнуться случайно на прогуливающихся перед сном гостей. Я шел очень быстро, и Лизанька вынуждена была семенить за мной следом, очень быстро перебирая ногами.

Когда я понял, что мы отошли уже достаточно далеко и поблизости никого быть не может, я резко остановился и развернул Лизаньку к себе лицом. Я рассчитывал увидеть в ее глазах что угодно: обиду, стыд, страх, но только не то, что я на самом деле в них увидел. Потому что это была ненависть. Порой мне доводилось ловить на себе подобные взгляды, но все они принадлежали людям совершенно посторонним, которым я тем или иным образом перешел дорогу. Но впервые в жизни на меня так смотрела моя собственная сестра.

И первый момент я даже не нашелся, что сказать. Потому что это жуткий взгляд напрочь выбил у меня из головы все мысли. А вот у Лизаньки, как оказалось, подходящие мысли имелись, и она не замедлила их озвучить.

— Зачем ты пришел? — спросила она с расстановкой, и я понял, что она нарочно медленно проговаривает слова, чтобы не сорваться на крик. Потому что крик затем мог бы легко перейти в слезы.

— Зачем ты пришел? — повторила она.

И хотя задан вопрос был дважды, отвечать на него было глупо, потому что тогда это выглядело бы просто каким-то оправданием. Словно я не имел права быть в своем имении там, где пожелаю.

А потому вместо ответа я тоже спросил, и это на мой взгляд было более важным:

— Как далеко у вас все зашло?

Лизавета отвечать не торопилась, и мне тоже пришлось задать свой вопрос дважды. Второй раз я его практически прокричал, и Лизанька от неожиданности вздрогнула. Опустила взгляд.

— Я не знаю, что для тебя означает «далеко», — проговорила она негромко.

— Ты все прекрасно знаешь, — сказал я, также как и она, медленно проговаривая слова. — Ты достаточно взрослая, чтобы понимать это. Даже Санечка это понимает… Насколько вы с ним были близки?

— Тебя это не