Тварь. Графские развалины - Виктор Павлович Точинов

три. Не иглы, не гвозди — именно клинки, аккуратно и тщательно сделанные копии то ли мечей, то ли кинжалов, то ли еще какого колющего оружия — лезвия почти не виднелись, исчезая чуть не по самую рукоять в фигурке. Один лилипутский меч пронзал сердце восковой жертвы; другой, насколько Славик понимал в анатомии, — печень; а третий, вбитый глубже других, подрубал основание мужского органа... Именно при виде третьего клинка у него впервые мелькнуло чувство, которое, как его не называй: отвращение, омерзение, брезгливое негодование — имело в своей основе самый обычный липкий страх...

Если первый порыв — взяться пальцами и вынуть клинок — угас инстинктивно, сам собой, то второй — разрушить, растоптать мерзкую игрушку — Славик подавил сознательно. Он медленно отступил назад, так и не шагнув внутрь пентагонона — словно там, под обманчивым прикрытием зеленого мха, таилось гнездо ядовитых тварей... Отступал пятясь, как будто опасаясь повернуться спиной к зловещему пятиугольнику и развернулся, лишь когда тот окончательно исчез за сплетением ветвей... А совсем рядом, в полусотне метров, звучали радостные голоса детей, отыскавших очередной гриб.

Им он не сказал о странной находке. И потом ничего никому не рассказывал. Два-три раза за минувшие месяцы Славик вспоминал и размышлял об увиденном — и больше всего его мучил вопрос: кого же все-таки изображал тот восковый человечек — неверного мужа? удачливого соперника в любви? вконец опостылевшего начальника?

И очень хотелось узнать, как у прототипа фигурки сейчас обстоят дела с печенью, с сердцем и с потенцией...

* * *

Пентаграмма на полу квартиры выглядела безобидно, хотя и казалась, за исключением материала, точной копией лесной. Может, потому, что вокруг были не деревья, выглядевшие в тот давний момент безмолвными, загадочными, зловещими — но издавна привычная, чтоб не сказать осточертевшая, обстановка. Из-за стены раздавались знакомые до тошноты звуки — Светка выкатывала секции складного дивана.

А может, уверенности добавили двести грамм водки, выпитые во время и после ужина — на работе Славик не позволял себе ни капли. Он обогнул пятиугольник (наступать внутрь почему-то не захотелось), подошел к своему рабочему столу и, взяв сувенирный, тоже бронзовый, увесистый ключ, вернулся к трофею. У него появилась мысль — простая, здравая и логичная мысль: штука — разновидность гонга.

Ну точно... Где-то Славик слышал, что в японских храмах колоколов нет, только гонги. Не помнил, правда, какой они формы... вполне возможно, что пятиугольные.

И он с размаху стукнул по пентаграмме, ожидая снова услышать длинный и чистый звук — почему бы, собственно, и не собирать таким звоном верующих к молитве? Бронзовый пятиугольник звякнул коротко, глухо, неприятно.

А-а-а... ну конечно... она лежит на полу, и паркет тут же гасит вибрацию... Но пардон, в вагончике тоже ведь не была свободно подвешена... лежала, опираясь на доску и на весы... Так какого черта она тогда звенела?

В этот момент Славик углядел одну маленькую деталь на безупречно-ровной поверхности пентаграммы, незамеченную в полутьме вагончика — какой-то черный нарост на углу пятиугольника. Нарост сковырнулся пальцами легко, Славик, отойдя к столу, поднес его к глазам, осмотрел и, уже догадавшись, что это такое, разломил пополам и поднес пламя зажигалки к одной половинке — черная слезинка скатилась на подложенную газету. Воск, черный воск. А черный воск вызывал у Славика одну-единственную ассоциацию...

* * *

Сатанисты, подумал Славик.

Без излишнего удивления подумал — кого нынче удивишь сатанистами? Если верить прессе, сатанистов вокруг хоть пруд пруди. Если не верить (что, конечно, гораздо разумнее) и делить все напечатанное на десять, то и тогда получается немало. Секты сатанистов, черные мессы и шабаши, милые пирушки в моргах в обнимку с трупами, распятия кошек на кладбищах, осквернения церквей, наконец ритуальные убийства, — про все это Славик читал в бульварных листках, до которых был большой охотник.

А возясь все последние годы с металлами, он примерно представлял, сколько стоит заказать на заводе модель, сделать опоку, отформовать и залить этакую штуковину — из дефицитной бронзы, которая, между прочим, тоже не пять копеек стоит. Сумма получалась кусачая, никакой сатанист не потянет. Правильно, наши доморощенные черные мессиры лучше такую пентаграмму в лесу выложат, из березовых палочек. А то и попросту дома нарисуют, на паркете, мелом...

Нет, такая вещь предполагает не салонную игру в дьяволопоклонство на вечеринке — промежуточный этап между травкой или колесами и развеселой групповушкой... И она не сделана под старину — тогда наверняка ее украшали бы всякие загадочные знаки и символы, иероглифы или руны... Больше всего пентаграмма напоминает функциональный рабочий инструмент — никаких излишеств, строгая и законченная гармония... Автору штуковины она потребовалась для дела... И делом этим явно было не выкачивание денег из простаков, приходящих со своими бедами к расплодившимся до полного неприличия белым магам и потомственным колдуньям. Но если штука работает, то на каком-то же физическом принципе; мертвый кусок металла не может...

Славик внезапно вскочил, хлопнув себя по лбу. Сбегал на кухню, вернулся с дозиметром, которым дал зарок проверять все непонятное...

Однажды он чудом избежал крупных неприятностей. За штукой, принесенной тогда домой Славиком, пришли серьезные люди из серьезной конторы — взявшие с него подписку о неразглашении даже внешнего вида штуковины (он не хотел задумываться, чем бы кончилось, залезь он сдуру внутрь — но не подпиской, это точно). Те же немногословные ребята сообщили, что жизнь Славика и его семьи рядом со штукой вскоре завершилась бы коллективным выездом в Песочную, в хоспис для безнадежных раковых больных...

Но пентаграмма если и излучала что-либо, то бытовому приборчику расшифровка оказалась не по зубам — он бодро рапортовал: все ол райт, радиоактивность в норме, ложитесь спокойно спать, Вячеслав Анатольевич...

Именно это Славик и сделал.

* * *

Суббота прошла как-то бездарно и незаметно — был день, и нет его, ничего не сделано и нечего вспомнить — просто одним днем меньше осталось жить на свете...

Встал поздно, позавтракал; Светка тут же пристала со всякой домашней мелочью, копившейся до выходного: повесить полочку в ванной, смазать петли на входной двери, еще что-то такое же недолгое и простое, но висящее над душой неделями — все руки не доходят; закончил, вышел на улицу, прогулялся неторопливо, нога за ногу, до вагончика — как там дела у Сереги-сменщика?; у Сереги (студента, подменявшего Славика по выходным) все было в порядке, пошел обратно, купив бутылку пивка; и все казалось — надо обязательно что-то сделать... А вот что? — непонятно.

После обеда смутное чувство