Тварь. Графские развалины - Виктор Павлович Точинов

На полу лежал пятиугольник — размерами и формой напоминающий тот, что сколотил Гном на Кошачьем острове. Единственным отличием стал материал — литая бронза. Пентагонон ярко сверкал, словно недавно и тщательно начищенный. Сверкал даже в скудном свете, падавшем из прихожей — шторы в комнатке были плотно задернуты. Три дня назад, когда Аделина приходила сюда в последний раз, бронза казалась значительно темнее.

Раздумывать о причинах странного явления не стоило. Да и не таким уж странным оно и было — на фоне некоторых прочих свойств сего предмета.

Аделина торопливо достала коробку со свечами, выставила пять длинных и тонких — на углы пентагонона. Свечи выглядели неустойчивыми — но ссвставали на абсолютно гладкую поверхность плотно, не пошатнувшись. Как будто тут же приклеивались. Затем она поставила восемь свечей поменьше на стороны — по три на две смежные, по одной — на две соседствующих с ними. Пятая сторона осталась пустой.

Ада чиркнула длинной каминной спичкой, поочередно — против часовой стрелки — зажгла свечи. Фитили вспыхивали мгновенно.

— На, жри... — произнесла она с ненавистью — но очень, очень тихо.

Затем вышла, ничуть не опасаясь возможного пожара. Знала — такого никогда не случится. Щелкнули замки на двери комнаты, чуть позже — на входной.

Пламя свечей колебалось и отклонялось, словно под действием ветра. Но ни ветра, ни даже легкого сквозняка в запертой комнате не ощущалось. Казалось, трепещущие язычки тянутся к геометрическому центру пентагонона.

Свечи были из черного воска.

Пентаграмма - I

Славик Зарубин. Весна 1994 года.

Увидев впервые эту штуку, Славик расхохотался.

Смех вызвала, собственно, не она, а согнувшийся под ее тяжестью Зигхаль. Вид у того был, действительно, на редкость комичный: за спиной рюкзак, в длинных, обезьяньих руках две кошелки; а на шее надето оно — металлический предмет пятиугольной формы и непонятного назначения.

Штуковина была большая (свисая с загривка владельца, она нижним краем била его при каждом шаге по голеням) и, судя по всему, тяжелая — лицо и шея сгорбившегося Зигхаля приобрели багрово-красный оттенок, он пошатывался и даже постанывал от натуги. Впрочем, этот индивид здоровым цветом лица и твердостью походки никогда не отличался.

Славик, стоя в дверях своего вагончика, еще смеялся, когда подошедший угнетенный труженик вскинул руку со звякнувшей кошелкой и замучено прохрипел обычное свое приветствие: “Зиг хайль!” Резкое движение нарушило хрупкое равновесие неустойчивой системы “Зигхаль — неизвестная фигулина” — инерция повела в сторону, накренила, Зигхаль нелепо взмахнул другой кошелкой и с трудом удержался на ногах.

— Зиг ха-ха-хайль! — откликнулся Славик, еще больше развеселившийся от такого бесплатного цирка. Он отступил вглубь вагончика; Зигхаль с ношей протиснулся боком и грохнул хреновину (судя по оттенку — бронзовую) на загаженный пол.

— О-о-ух! Едва допер это гуано...

Зигхаля по виду часто принимали за бомжа. Зря — в кармане у него имелся засаленный паспорт, а в паспорте штамп о прописке; имелась и однокомнатная квартира в близлежащей хрущовке (как подозревал Славик, совершенно пустая и изрядно загаженная). Зигхаля можно было бы назвать бичом, что некоторыми расшифровывается как “бывший интеллигентный человек”. Одним из атавизмов интеллигентности стала манера произносить некоторые ругательства в книжно-научном варианте, режущем слух русского человека: “гуано”, “кондом”, “педераст”...

— Что-то давно тебя не видно... — равнодушно начал разговор Славик, не глядя на весьма заинтриговавшую его штуковину. Такому только покажи интерес — сразу заявит, что принес не сдавать на вес, а продать как вещь... Хотя и на вес, если это действительно бронза, будет стоить немало...

— Ха! Я на той неделе опять контору учредил, во!

— И сколько заплатили ?

— Сквалыги попались, сто тыщ всего... Правда, с обхождением — стакан перед подписанием, стакан после — культура, блин!

Зигхаль на бумаге числился состоятельным человеком. Уставные документы по крайней мере полусотни фирмочек с очень ограниченной, просто микроскопической ответственностью, — именовали именно этого индивида своим учредителем и генеральным директором. Почти новый русский.

Ну да, все правильно, на “Льдинку”, если дружки помогли, как раз до вчера ему той сотни и хватило... А сегодня начал шустрить на опохмелку... Где же он надыбал эту штуку и что она, собственно, такое?

А Зигхаль тем временем вываливал на весы содержимое рюкзака, уже рассортированное: медь, латунь, алюминий. Сплющенные мотки трансформаторной проволоки, старые латунные вентили, мятая крышка от кастрюли — обычный джентльменский набор. Славик привычно проверял кучки металла магнитом, гонял гирьку по рейке и с ловкостью пианиста-виртуоза брал аккорды на видавшем виды калькуляторе. И столь же привычно обсчитывал, немного, процентов на десять — в итоге это лишь компенсировало ухищрения иных его клиентов, умудряющихся шпиговать сдаваемый утиль начинкой, и близко не лежавшей от цветных металлов...

— Банки! — тоном мажордома Букингемского дворца гордо объявил Зигхаль, водружая на весы громыхнувшие кошелки.

— Банки не берем, — проникновенно и сочувственно сказал Славик. — Если хочешь, возьму как лом четвертой категории...

Тут Зигхаль должен был обреченно махнуть рукой — эх, бери, дескать, не тащить же обратно... Но не махнул, аккуратно снял кошелки, поставил к стенке у себя за спиной и нагнулся за хреновиной.

Вот так, значит. Банки как лом тебя уже не устраивают... И куда же ты с ними пойдешь, любезный? К Филе небось... Ну, Филя... Придется...

Мысль Славик до конца не додумал — бронзовая штука, представлявшая по форме правильный пятиугольник, на весы не помещалась, пришлось подкладывать доску. Лежа в горизонтальной плоскости, она напомнила Славику символ ушедшей эпохи — пятиугольник с буквами СССР внутри — знак так называемого качества. Нельзя сказать, что меченые подобным клеймом товары были заветной мечтой рядового советского потребителя. Славик, как многие другие, предпочитал в те времена вещи, украшенные не знаком качества, а простой и непритязательной надписью “Made in ... “.

Пентаграмма, — вспомнил Славик иностранное слово. (Он ошибся — пентаграмма представляет собой самую обычную пятиконечную звезду, нарисованную так, как рисуют ее детишки — пятью пересекающимися линиями. Принесенная Зигхайлем фигура именовалась по-гречески пентагонон, или просто пентагон.) Но Славик не разбирался в таких тонкостях: пять углов — значит пентаграмма. И точка.

Пять сторон пентаграммы были толстыми, в руку толщиной, и тоже пятиугольными в сечении. Славик по привычке поднес к ним мощный магнит — черного металла внутри не обнаружилось, наоборот, на какую-то долю секунды ему показалось, что штука отталкивает