Египетский дом - Алла Дубровская

стать публичной компанией и обращается, допустим, в Merrill Lynch с предложением разместить IPO65, что те и делают, причем, если игра кажется стоящей и сулит прибыль, этот же самый банк приобретает львиную долю акций, ну, конечно, немало перепадает и директорам компании. Остатки получают такие, как Мэри и Джон, которых наши аналитики раскручивают по полной программе. Где–то через полгода выясняется, что дотком неприбыльный. Мэри хочет продать свои акции, но ей говорят, что убытки временные и цена пойдет вверх еще через полгода. Пока Меррилл срочно распродает свою долю, они говорят Джону, что есть смысл купить эти самые акции и держать их до лучших времен. И люди им верят. А как не верить? Их по телевизору показывают, они бесплатно раздают советы в журналах и газетах, только зарабатывают при этом миллионы на таких как наши Мэри и Джон. И при этом считают, что так и должно быть, что все у них правильно и законно. Только я это так не оставлю. Не на того они напали, понимаешь?

Семейный ужин закончился. Спитцер ушел в кабинет разрабатывать тактику борьбы с адвокатами Merrill Lynch. Сильда осталась на кухне. У нее усталое и счастливое лицо. Откуда же ей знать, что не только дела Уолл–стрит занимали ее мужа. Она и понятия не имела об эскорт–сервисе под названием «Нью–Йорк конфиденшл», разогнанном полицией в Нижнем Манхэттене. Сутенеров ненадолго посадили, проституток взяли на учет. Вполне возможно, что именно тогда Спитцер увидел и запомнил фотографию Эшли Дюпре в стрингах. Через несколько лет он выберет ее на сайте «Клуба императоров» для свидания в отеле. Ну, а пока он готовится к другим встречам. Копилка «плохих дел» все еще пуста.

Борьба с адвокатами Merrill Lynch заняла несколько месяцев. На Спитцера и его команду были спущены «сторожевые псы» Уолл–стрит. В печати появились заметки опытных финансистов, критикующих действия прокурора, плохо понимающего тонкости биржевой игры. Они считали «обычной практикой» то, что Спитцер называл «конфликтом интересов», настаивая на преступном сговоре биржевых аналитиков и верхушки управления банка. Ссылаясь на мнения этих финансистов, адвокаты отказывались признать что–либо незаконное в действиях Merrill Lynch. Но когда, наконец, пришла очередь выложить переписку с загадочными буквами КД, защите пришлось отступить.

В многочисленных интервью Спитцер обожал рассказывать о своих переговорах с адвокатами:

– Я не перестаю удивляться цинизму ребят с Уолл–стрит. Они мне говорят: «Ну да, мы попались, но мы не самые плохие, есть банки гораздо хуже нас. Мы готовы пойти на сделку: заплатить штраф и возместить убытки потерпевшим, но никогда не признаемся публично в том, что наши действия были неправомочны». Договоримся, мол, по–тихому. Они привыкли так договариваться. Я работаю прокурором много лет, но никогда не слышал, чтобы один вор говорил про себя, что он не самый плохой вор, потому что есть воры похуже…Поймите меня правильно, мне не хотелось уничтожения Меррилла. Там нет моих личных врагов. Я хотел изменить систему, которая порождает этот самый «конфликт интересов», а это невозможно сделать, тихо договорившись между собой.

Вопреки всем уговорам, Спитцер устроил–таки пресс–конференцию с обнародованием документов, компрометирующих Merrill Lynch.

Может, кто другой на этом бы и успокоился, но мысль о том, что другие банки могут быть еще «хуже» не давала ему покоя. Расследование продолжалось. На этот раз его помощники провели крупномасштабную операцию по проверке десяти банков Уолл–стрит. И везде одна и та же картина: сплоченная работа биржевых аналитиков с верхушками банков и доткомов, подкрепленная откатами и бонусами. Цифры фантастические. Размеры коррупции потрясли даже людей со слабым воображением.

И снова Спитцер не довел дела до суда над банками, предпочитая получить с них многомиллионные штрафы и возмещение убытков потерпевшим вкладчикам.

– Так кто же защищает интересы простых инвесторов, не охваченных корпоративным пылом? – лицо генерального прокурора Нью–Йорка замелькало на страницах всех популярных журналов.

Он стал чуть ли не национальным героем, взявшим на себя труд разоблачения финансовых преступлений, ставших «обычной практикой» на Уолл–стрит. С такой популярностью можно было спокойно выдвигаться в губернаторы, а там, глядишь, и в президенты. Справедливости ради надо сказать, что усилий одного Спитцера и его сподвижников было бы недостаточно для изменения этой самой «обычной практики». Довольно известные экономисты заговорили о том, что необходимо пересмотреть идею саморегулирования банков и ввести ограничительные законы66. Занялась расследованием и SEC67. Но главное, общественное мнение складывалось далеко не в пользу финансовых воротил. Может быть именно поэтому десять крупнейших банков согласились подписать соглашение о реформировании своей деятельности: биржевых аналитиков вывели из–под контроля банковского руководства.

– По крайней мере, они больше не будут получать деньги за то, что всучивают людям дерьмо, – подвел итог Спитцер.

Как водится в диалектике, количество отвоеванных у банков миллионов привело к качественным изменениям в характере генерального прокурора. Он окончательно поверил в свою миссию и направил все силы на ее осуществление. По мнению некоторых людей миссия эта стала походить на Крестовый поход, а во внешности Спитцера появилось что–то от гончего пса: суховатая поджарость и неутомимый блеск в глазах. Острие следующего удара он направил уже против конкретных людей, довольно известных в финансовом мире.

Хэнк Гринберг. Главный исполнительный директор могучей страховой корпорации AIG68 с 1967 года. Человек немолодой, но крепкого здоровья и острого ума, несмотря на возраст. Сын продавца конфет из Бруклина. Воевал в Нормандии и освобождал Дахау. Прошел Корейскую войну. Вернувшись с боевыми наградами, устроился в тогда еще небольшую страховую компанию, куда набирали ветеранов всех войн. Дальше были работа и учеба, блестящая карьера и миллиардное состояние. Под его руководством страховая компания средней руки превратилась в гигантскую корпорацию с девяносто двумя тысячами работников по всему миру. Один из самых влиятельных людей финансовой Америки. Деловой партнер и друг Генри Киссинжера. Личный враг Элиота Спитцера.

Все началось, как часто начиналось в офисе генерального прокурора, с прослушивания записей телефонных разговоров. Не будем сосредотачиваться на том, как они туда попали. Главное, что переговаривающиеся стороны настаивали на полной секретности того, о чем шла речь. А речь шла о пятистах миллионов долларов, которые AIG просила в долг у одной из компаний, принадлежащих Уоррену Баффету. Деньги были переведены. Казалось бы, ну что тут такого? Но почему такая секретность? И для чего нужны были пятьсот миллионов долларов? Не для того ли, чтобы ввести инвесторов в заблуждение, поднакачав ценность акций AIG?

Неутомимый огонь в глазах Спитцера разгорелся с новой силой. Добыча была крупной.

– Я его урою, – доверительно поделился своими планами генеральный прокурор с