Калевипоэг - Фридрих Рейнхольд Крейцвальд

Поаукаться друг с другом!

Шли мы в шелковых сорочках,

Рукава — в глубоких сборках,

Бусы — в пять рядов на шее,

Грудь — в серебряных застежках,

Пальцы — в кольцах драгоценных,

Наши девичьи веночки

Были в золоте узорном,

На плечах — платок богатый,

Ноги — в шелковых чулочках.

Прежде мы знавали счастье,

С красотой не разлучались,

Что ни день — то новый праздник!

Нынче — кутаемся в горе,

Нынче — алость щек девичьих

Вянет, выпита печалью.

Нынче стонем мы в неволе.

Тесно курочкам в амбаре,

Скучно в горнице голубкам,

Здесь никто нас не услышит,

Счастья нам не пожелает,

Не захочет нас засватать!

Плесневеем мы от скуки,

Мы мертвеем от печали,

День и ночь за прялкой сидя.

На любимого не глянешь,

Не подашь руки родному,

Дорогого не приветишь!

Хоть бы к нам жених приехал —

Хоть бы конь его, танцуя,

На заре вступил в ворота!

Хоть бы к нам жених приехал

Опечаленных утешить,

С огорченными поплакать!

Хоть бы Солнышко явилось

Нам на радость, на спасенье!

Хоть бы Месяц-сват приехал

Нас, унылых, позабавить,

Скорбных выкупить у горя!

Хоть бы друг Звезда явился,

Приголубил бы голубок,

Вызволил бы из неволи!

Пусть пришел бы, кто захочет,

Пусть бы с ветром прилетел он,

Пусть хоть бедный, хоть убогий!»

Калевитян сын любимый,

Услыхав девичью песню,

Приналег на дверь легонько —

Оттолкнуть хотел защелку,

Отогнуть засов железный.

Дверь стояла тверже камня:

Ни петля не шелохнулась,

Ни засов не отогнулся.

Богатырь неутомимый

Не хотел вспугнуть певунью,

Шумный голос свой умерил.

Тихо-тихо, тонко-тонко

Он запел такую песню,

Молвил он слова такие:

«Я пошел гулять по свету,

По лесам бродить пустился —

Грудь овеять вольным ветром,

Сбросить с плеч поклажу горя —

А зима бежала с улиц,

И луга помолодели.

Что в ольховнике нашел я,

Что в березнике я встретил?

Встретил четырех красавиц.

Повитель они щипали,

Выкорчевывали корни,

Торф носили из болота.

Льноголовы, чернобровы,

Белолицы и румяны.

Не посмел я их окликнуть,

Их обнять не стало духу.

Я домой пошел, тоскуя,

Я к дверям вернулся, плача.

Тут спросил отец сыночка,

Мать допытываться стала:

— Ты о чем, сыночек, плачешь,

Ты о чем весной тоскуешь?

— Горько я, отец мой, плачу,

Я, родимая, тоскую!

Утром встал я спозаранку,

Погулять пошел по свету.

Что в ольховнике нашел я,

Что в березнике я встретил?

Встретил четырех красавиц.

Повитель они щипали,

Выкорчевывали корни,

Торф носили из болота.

Льноголовы, чернобровы,

Белолицы и румяны.

Не посмел я их окликнуть,

Их обнять не стало духу.

Я домой пошел, тоскуя. —

Тут отец промолвил слово:

— Не печалься, мой сыночек!

Срезать лук тебе велю я,

Стрелы длинные наладить. —

Сын в ответ ему промолвил:

— Ох ты, батюшка родимый!

Лук сгибать какая польза?

Что за радость ладить стрелы?

Золотой мне нужен выкуп,

Серебра ты мне пожалуй —

Оплатить товар бесценный!

Я из города привез бы

Колец, лент, платков без счета

Да шелков прилавок целый, —

Заманил бы я красавиц! —

Взялся я коня лелеять,

Стал я холить верхового,

Нарядил его, украсил,

Серебром всего обвешал,

Золотой взнуздал уздечкой,

Бархатом обшил седельце,

Я приехал издалека

Добывать себе невесту,

Прискакал к воротам вашим,

В ваши двери постучался».

Услыхала песню пряха,

Так в ответ прощебетала:

— Здравствуй, братец деревенский,

Золотой мой паренечек!

В добрый час ты к нам приехал

Добывать себе невесту.

По делам ушел хозяин,

Он воротится не скоро,

Бабка занята блинами —

Для ребят еду готовит,

Младшая сестра — с гусями,

С красноногими, гуляет.

Чистит золото другая,

Серебро перетирает.

Мне лишь, горлинке печальной,

Жаворонку в клетке тесной,

Привелось сидеть за прялкой,

Прясть серебряные нити,

Золотой играть куделью.

Ты послушай, паренечек,

Женишок сладкоголосый,

Окуни свою ты руку

В то ведро, что возле двери,

В то ведро с волшебной влагой,

Что смолы самой чернее:

Мощь в руке твоей проснется,

В кулаке родится сила —

Стены скал ты опрокинешь,

Дверь железную проломишь,

Сокрушишь стальные башни!

Если ж надо сил убавить,

Мощь чрезмерную уменьшить,

Ты губительную руку

Окуни в ведро другое —

В то, что молока белее.

В нем смиряющая влага,

Укротительница силы,

Угасительница мощи,

А не то — разрушишь, сгубишь

Все, к чему ни прикоснешься! —

Калевитян сын любимый

Слову девушки поверил:

Он в ведерко смоляное

Окунул поспешно руку, —

Мощь в руке его проснулась,

Возросла безмерно сила.

Дверь железную литую

Вместе с петлями сорвал он,

С треском на землю обрушил.

Но едва с великим шумом

За порог занес он ногу,

Громыхнул пятой тяжелой, —

Девушка перепугалась,

Прялку бросила проворно,

Упорхнула, словно ветер,

В дальний угол схоронилась.

Перепуганная пряха

Тонким голоском взмолилась:

— Богатырь ты мой могучий,

С быстрым ветром прилетевший!

Отойди, железнорукий,

Не коснись меня и пальцем, —

Поубавь сперва ты силу,

Мощь волшебную уменьши.

Ты губительную руку

Искупай в ведре молочном:

В нем смиряющая влага,

Укротительница силы! —

Калевитян сын бесценный

Рассмеялся, потешаясь

Над девическим испугом,

Про себя же сам