Оды и некрологи - Борис Дорианович Минаев

Раздался громкий неприятный звук. Опять молчание. И я нажал еще раз.

– Хелло! – отозвался вдруг густой мужской голос…

– М… м… – промычал я, не зная, как начать рассказ.

– Хелло! – вновь вежливо сказал мужчина. – А ю спик инглиш?

– Йес, йес! – заорал я. – Ай м хе, ай м хе. Хелп, плиз. Ай м би ин сауна. Энд ай м лост…

Тут я чуть не заплакал, не зная, что сказать дальше.

– Ю лив ин клиник? – догадался дежурный.

– Йес, йес! – заорал я. – Май намбер…

И тут я с ужасом понял, что номер своей комнаты, конечно, не помню, но уже раздалось мерзкое механическое жужжание, свойственное автоматической двери, и я пулей влетел внутрь.

* * *

Утром я в последний раз выпил воды с горькой солью, последний раз позавтракал тофу и полусваренным яйцом, нежно попрощался с Леной (она улетала чуть позже), радостно покивал официантке и, переодевшись, пошел к врачу за последними инструкциями.

Он придвинул мне рекомендации по диете, и попросил внимательно прочесть.

– Вам все понятно? – спросил он.

Я кивнул.

– Дома вам стоит также обратиться к следующим специалистам… – и придвинул мне список.

– Да-да, – сказал я. – Спасибо.

– Как вы себя чувствуете? – заботливо осведомился он.

– Все хорошо, – ответил я. – Мне стало гораздо лучше. Правда.

Кролик в белом вине

Ася уехала в Армению вместе с подругой, а я остался один в большой квартире.

Если бы квартира была еще маленькая, а то ходишь-ходишь, ходишь-ходишь, так и с ума сойти можно.

В какой-то момент я решил, что, когда Ася приедет, ее надо чем-то поразить. Ну, например, приготовлением еды. И не просто еды, а буквально роскошных блюд.

Сидя ночью на кухне, я потянулся за толстой книгой и открыл ее наугад. Это была «Книга о вкусной и здоровой пище» – бестселлер сталинских времен, сборник рецептов для голодных людей, издание загадочное и по-своему мистическое (ведь всех этих продуктов в реальности почти не было, по крайней мере, многих, а когда книжку издали в первый раз, так там еще продуктовые карточки были в ходу).

Посмотрел и выбрал – «Кролик в белом вине». Прочел три раза – в принципе, ничего сложного. Нужно всего-то ничего из продуктов: плохого белого вина, мясо кролика и немного пшеничной муки. Да, еще морковь (порезать крупно). Ну плюс соль и перец. Должен справиться.

Ночью не спал, много думал.

Вот она приезжает. Вот я ее встречаю в коридоре. Вот она снимает пальто, усталая. И я говорю – ну проходи. А она говорит так раздраженно: куда? А я говорю: прошу к столу. А она – ух ты! И целует меня в губы.

Кроме кролика, конечно, нужно что-то еще к столу. Ну, порежу помидоры. Предположим. С луком. Нет, без лука. Ну, куплю еще банку шпрот на всякий случай.

…Особенно меня заинтересовал соус.

К кролику в белом вине положен соус бешамель. Соус нужно готовить отдельно. То есть кролика тушить, потом жидкость сливать в отдельную кастрюльку, потом все это как бы варишь на медленном огне, постепенно добавляя туда полстакана муки и медленно-медленно помешивая серебряной ложкой.

А потом – вливаешь соус в готовое блюдо и украшаешь зеленью.

Ну что, красиво. Не спорю.

* * *

Накануне возвращения Аси из Армении я решил поехать на Черемушкинский рынок. Этот рынок был мне знаком довольно хорошо. «Когда в лихие года пахнет народной бедой», как пел Гребенщиков, имея в виду, конечно, гайдаровские экономические реформы. Вот в эти самые лихие года я довольно часто являлся на Черемушкинский рынок (мы тогда жили на улице Кедрова), чтобы купить колхозной картошки. Был такой специальный «картофельный ряд», довольно длинный, в особой пристройке, где стояли суровые мужики и суровые бабы, то есть женщины, которые продавали по системе «пять за три», или «три за пять», я, конечно, уже не помню, да и деньги тогда были другие. И можно было подойти к ним и неспешно поговорить: «А вот у вас картошка откуда? А она как называется?» Я это любил… Тамбовская, липецкая, воронежская, рязанская, синеглазка, милена, матушка, сиреневый туман, как-как? «Сиреневый туман»! Вам рассыпчатую или для супа? Мне для супа. Да. Мне для супа.

До рынка нужно было ехать на трамвае, приходилось брать рюкзак и насыпать туда килограмм десять, а то и двенадцать. «Двенадцать, не меньше!» – говорила Ася. Тащить было тяжело, но чувство выполненного долга придавало сил.

Рыночная картошка в те годы спасала наш рацион – ножки Буша, которые все равно приходилось покупать исправно ввиду их доступности, вызывали у Аси какой-то священный ужас – такой же, как у меня, к примеру, вызывал тогда питьевой спирт «Ройяль», «туда же гормоны добавляют», – говорила она с чувством, имея в виду, конечно, ножки, а не спирт, но другого выхода не было: мы их ели, готовили из них котлеты или просто жарили с луком и той же морковью.

…Примерно с июня по примерно октябрь на фронте еды наступала кардинально иная ситуация: весь огромный рынок был окружен лотками в четыре ряда, на которых продавали свежие овощи и фрукты – от клубники и смородины до яблок и винограда, зелень лежала горами, помидоры в разную цену привлекали насыщенностью, так сказать, цветовой гаммы. Кавказцы и люди из Средней Азии везли в богатую Москву на поездах и самолетах всю эту роскошь, и я покупал ее с удовольствием, порой не укладываясь в установленный бюджет от полноты чувств. Особенно я любил покупать там малосольные огурцы, квашеную капусту и аджику. Ничего этого на Черемушкинском рынке больше, кстати, нет. Ну то есть оно как бы есть, но формально, для отвода глаз – в основном-то весь рынок превратился в гигантскую харчевню, где можно отведать тайских, вьетнамских, китайских, сингапурских, дагестанских и прочих блюд, запивая их пивом. Это тоже неплохо, но по нормальному рынку я скучаю. Ведь когда-то это был, можно сказать, великий рынок.

Так вот, когда мы на какой-то миг становились немного побогаче, среди недоступных практически уток или роскошной «фермерской» свинины втридорога обнаруживался нами тощий синевато-розоватый кролик. Для того чтобы отличить его от мяса других домашних животных, у кролика оставляли лапку – из освежеванной тушки торчала мохнатая заячья нога. То есть лапка. Выглядело это ужасно.

«Вам лапку оставить?» – спрашивала продавщица, и Ася в ужасе кричала: «Нет, нет, вы что!» И лапку отрубали.

…Проявляя тем самым запоздалый гуманизм.

Черемушкинский рынок был мне памятен еще и по другой причине – когда-то, в день нашей свадьбы, я поехал сюда из своих Филей, чтобы купить