Исчезнувшая в полночь - Джейк Андерсон

отчет о вскрытии Элизы. Однако Ванг был, похоже, занят: защищался на гражданском процессе, где его обвиняли в фальсификации вскрытия. В деле, повлекшем за собой суд, причина смерти в отчете об аутопсии была необъяснимым образом заменена с несчастного случая на убийство.

Размышляя о тревожных звоночках в отчете о вскрытии Элизы и пытаясь понять, почему Ванг изменил причину ее смерти с «не установлена» на «несчастный случай», важно помнить, что этот человек в буквальном смысле попал под суд по обвинению в фальсификации вскрытия.

Ванг не откликнулся на мои телефонные звонки. Пресс-секретарь коронерского управления ответил на пару общих вопросов о распределении обязанностей между коронерами и управлением шерифа, но когда я спросил о проверке на изнасилование, то ответа не получил.

В ДОЛГИЙ ЯЩИК

Как ни печально, тот факт, что данные проверки на изнасилование не были обработаны, не является чем-то из ряда вон выходящим. В последние годы объем отложенных в долгий ящик материалов проверок на изнасилование был подробно задокументирован: согласно исследованию 2014 года, он составляет около 400 000 случаев по стране. В 2018 году в статье Los Angeles Times, озаглавленной «Немыслимые залежи необработанных проверок на изнасилование в Калифорнии» (The unconscionable backlog of unprocessed rape kits in California) Joyful Heart Foundation[43] заявляет, что по самым скромным подсчетам в штате остаются необработанными 13 000 анализов, сделанных в ходе проверок на изнасилование.

Есть жестокая ирония в том, что ДНК-тестирование демонстрирует столь высокий показатель эффективности и в то же время так редко применяется там, где может принести наибольшую пользу: в случаях сексуального насилия, после которого часто остается множество свидетельств биологической экспертизы. Прискорбная ситуация с обработкой улик, несомненно, является одной из причин, почему менее 5 % насильников доводится увидеть тюремную камеру изнутри. Лишь тридцать насильников из тысячи предстают перед судом. И лишь о семидесяти изнасилованиях в принципе становится известно.

К тому времени, когда в середине 1990-х ФБР создало свою криминологическую базу данных, в полицейских управлениях по всей стране уже накопился огромный массив необработанных данных. Немалую роль в формировании этого «бутылочного горлышка» играют деньги. Расходы на проведение проверок на изнасилование жертвам оплачивают местные правоохранительные органы. Стоит это от 500 до 1500 долларов. В результате начинает действовать сортировочная система, при которой полиция, как правило, обрабатывает улики тех дел, которые надеется раскрыть.

ГЛАВА 20

ТЕ, КТО ОХОТИТСЯ НА ЧУДОВИЩ

Как я упоминал в начале книги, с 3 по 12 февраля 2013 года — этот период почти совпал с первыми двумя неделями расследования по делу Элизы — в Лос-Анджелесе происходило нечто невероятное. Бывший офицер полиции и резервист военно-морского флота Кристофер Дорнер объявил «атипичную и асимметричную войну» полицейскому управлению Лос-Анджелеса, намереваясь отомстить за свое увольнение, состоявшееся около пяти лет назад.

Дорнер вывесил в Facebook печально известный восемнадцатистраничный «манифест», в котором сообщал шокирующие подробности о царящих в полиции Лос-Анджелеса коррупции, расизме и криминале. В своем обвинительном документе он изображал полицейское управление местом, где чрезмерное применение силы, институционализированные расизм и сексизм, а также укрывательство встречаются повсеместно. По его словам, белые сотрудники устраивались в правоохранительные органы «с единственной целью — издеваться над меньшинствами…» Один из полицейских, участвовавших в избиении Родни Кинга, запечатленном на видео, быстро дослужился до высокой должности, а об увольнении кого бы то ни было речи вообще не шло.

Полицейские «оставляют людей истекать кровью лишь для того, чтобы похвастаться сослуживцам, что у них опять случился 187 [код для убийства] и теперь накопятся сверхурочные благодаря последующим вызовам в суд». Дорнер вспоминал, как полицейские фотографировали мертвые тела и устраивали с сотрудниками других подразделений конкурс на «самый жуткий труп».

В своем манифесте Дорнер детально описывал свою боевую стратегию, в рамках которой намеревался убить десятки людей, — он называл это «необходимым злом». Себя он объявлял «не страшащимся смерти джихадистом, которого невозможно остановить».

После того как Дорнер застрелил недавно помолвленную пару, власти объявили его безумие «внутренним терроризмом». Они призвали прекратить писать твиты, поскольку документация действий правоохранительных органов могла помешать арестовать Дорнера. К тому моменту, когда полиция окружила Дорнера, засевшего в хижине у Большого Медвежьего озера, охота на него уже стала одной из самых горячих национальных новостей. Во время противостояния с полицией Дорнер открыл огонь по двум офицерам и убил одного. Что случилось дальше, зависит от того, хотите ли вы верить полицейским, написавшим в рапорте, что пожар в хижине начался случайно, из-за слезоточивого газа. Сообщалось, что забаррикадировавшийся внутри Дорнер выстрелил в себя перед тем, как его тело охватил огонь.

Охота на Дорнера тесно связана с делом Элизы Лэм по двум причинам: во-первых, она почти наверняка отвлекла кадровый состав от других дел, включая дело Элизы; а во-вторых, манифест Дорнера служит подтверждением — и порождением — уже существующих сведении о коррупции в полиции Лос-Анджелеса.

Чем дольше я изучал события прошлого, тем больше находил связей со странностями в деле Элизы. Намечалась тревожная тенденция.

РЭМПАРТСКИЙ СКАНДАЛ

В плотно населенном районе Рэмпарт, по официальным сообщениям, совершалось около 150 убийств в год. Офицеры CRASH — специализированного подразделения полиции Лос-Анджелеса, занимающегося борьбой с бандами, — вели себя в Рэмпарте почти как оккупационная армия. Они считали себя копами особого сорта, которым позволено не считаться с правилами. Их девизом было «Нас боятся те, кого боятся остальные». Они награждали почетными значками тех, кому удалось подстрелить члена банды: черный значок — за убитого, красный — за раненого.

Во время Рэмпартского скандала, который в 1999 году запустили своими статьями Мэтт Лэйт и Скотт Гловер из Los Angeles Times, открылось, что в рядах полиции Лос-Анджелеса действовал ни много ни мало преступный синдикат. Разоблачителем, приоткрывшим завесу тайны, стал бывший сотрудник полиции Рафаэль Перес. Его обвиняли в краже восьмифунтовой упаковки кокаина из хранилища вещдоков.

Сотрудничая с федералами, Перес помог подтвердить ряд фактов полицейской коррупции. В числе прочего выяснилось, что офицеры полиции Лос-Анджелеса выполняли обязанности платных охранников и доверенных лиц звукозаписывающего лейбла Death Row Records. В частности, в свободное от служебных обязанностей время копы получали крупные суммы от Шуга Найта[44] за то, что покрывали его. Это послужило пищей для конспирологической теории о том, что полиция Лос-Анджелеса имела отношение к убийствам Тупака и Бигги.

Перес и его адвокат заключили соглашение, которое иногда называют «сделкой со следствием»: Перес продаст всех с потрохами, а правительство в обмен снимет с него обвинение.

Переса мучала совесть. Тени прошлого не давали ему спать. И то, что он поведал федеральным