Операция «Барбаросса»: Начало конца нацистской Германии - Джонатан Димблби

Одна мысль о том, что придется сражаться в таких условиях, вызывала дрожь у немецкого верховного командования, первоначально полагавшего, что Москву удастся взять задолго до наступления зимы. Надеясь избежать этого сценария, генералы восточной армии при поддержке ОКХ запоздало решили сплотиться и бросить Гитлеру открытый вызов. Вместо того чтобы поодиночке ворчать у него за спиной, они задумали выступить единым фронтом, чтобы взять верх над своим колеблющимся верховным главнокомандующим. Они надеялись убедить его, что единственный выход из сложившейся стратегической дилеммы – возобновить наступление на Москву, даже если придется отказаться от Украины. Но это оказалось слишком сложной задачей для такой хрупкой коалиции.

В последние дни июля Гитлер заболел. Он не показывался за обедом и не участвовал в ежедневных военных совещаниях. По словам его адъютанта Николауса фон Белова, «по его внешнему виду было очевидно, насколько он ослаб». Личный врач фюрера доктор Теодор Морелль сообщил, что «сердце и кровообращение не в полном порядке» и что, возможно, Гитлер страдает от внутреннего кровотечения или «апоплексии», как выразился Морелль, применяя свои патентные лекарства[683]. Хотя лечение не помогло его пациенту разрешить терзающие его стратегические дилеммы, он вскоре достаточно окреп, чтобы посетить все три группы армий и узнать мнения их командующих.

Он начал с группы армий «Центр». 4 августа в сопровождении Браухича и Гальдера он встретился с фон Боком в его штаб-квартире. Встреча не принесла определенных результатов, и по ее итогу главнокомандующий группой армий «Центр» заметил, что, хотя Гитлер и выдвинул идею сосредоточиться на захвате Москвы, «кажется, он еще не представляет себе, как именно теперь должны развертываться наши операции»[684]. Также Гитлер отдельно поговорил с двумя командующими танковыми группами Гудерианом и Готом, которые, как и фон Бок, выступали за продолжение наступления на Москву. Если Гитлер, встречаясь с каждым лично, надеялся обнаружить разногласия и выступить арбитром, он потерпел неудачу. Единственная разница во мнениях между Готом и Гудерианом состояла в том, что первый считал, что будет готов начать атаку на вражескую столицу к 15 августа, в то время как второй предпочел бы отложить наступление до 20-го числа.

В тот же день, чуть позже, Гитлер усугубил общую неопределенность, сказав Гальдеру, которому казалось, что он склоняется в пользу московского направления атаки, что Ленинград и юг СССР (включая Крым) важнее. Путаница и противоречия в мыслях фюрера чрезвычайно раздражали начальника штаба ОКХ, который оказался зажат между колебаниями Гитлера и недовольством генералов. Не уяснив, «какую главную цель преследует политическое руководство» в этой кампании, заметил он, было невозможно обеспечить командиров на передовой ни четкими оперативными указаниями, ни надлежащими ресурсами для их выполнения[685].

5 августа, однако, Гальдер на какой-то момент приободрился. Браухич вернулся со встречи с Гитлером в «Вольфсшанце» и доложил, что главнокомандующего удалось «закулисным образом» склонить к точке зрения армейского командования. Правда, при этом он язвительно заметил, что на «радикальное улучшение рассчитывать не стоит, разве что ход операций станет настолько стремительным, что его [Гитлера] тактическое мышление не сможет поспевать за развитием событий»[686]. Но уже на следующий день надежды Гальдера оказались разбиты. Он узнал, что на встрече с командующим группой армий «Юг» Гердом фон Рундштедтом, которому Гальдер заранее указывал на важность московского направления, Гитлер вновь вернулся к своей старой идее, что важнейшими целями остаются север и юг, поэтому наступление на Москву будет предпринято «только в последнюю очередь»[687].

Гальдера это не остановило. 7 августа у него состоялась необычная встреча с Йодлем, с которой он вернулся «уверенным», что ему удалось убедить начальника штаба оперативного руководства вермахта в здравости идей ОКХ и в том, что он «будет со своей стороны действовать в том же направлении». Однако в своей двусмысленной манере Йодль не выразил безоговорочной поддержки требованиям Гальдера, который продолжал настаивать на необходимости «направить все силы группы армий Бока на захват Москвы». Вечно опасаясь вызвать недовольство Гитлера, Йодль не стал складывать все яйца в одну корзину[688]. Поездка фюрера на фронт никак не помогла ему принять определенное решение. «Хорошо видно, насколько нерешителен Ф. [фюрер] относительно дальнейшего хода войны. Идеи и цели продолжают постоянно меняться. С совещаний по оперативной обстановке выходишь столь же сбитым с толку, как и до их начала», – устало заметил 8 августа его адъютант[689].

В отсутствие руководящих указаний 147 дивизий группы армий «Центр», которые должны были повести наступление на Москву, продолжали медленно и нерешительно продвигаться вперед, растянувшись вдоль 700-километрового фронта. Фон Бока все больше беспокоило сопротивление, на которое они натолкнулись: «Противник, несмотря на огромные потери в людях и технике, ежедневно атакует меня в нескольких пунктах, так что говорить о перегруппировании или каком-либо маневре войсками по фронту пока не приходится. Если русская оборона не рухнет в ближайшее время в каком-нибудь месте, поставленная перед нами цель по уничтожению главных сил русской армии в зоне ответственности группы армий “Центр” до зимы вряд ли будет достигнута»[690]. Колебания Гитлера относительно стратегии и его постоянные вмешательства на тактическом уровне лишь усугубляли и без того сложное положение.

Гальдер все больше выходил из себя. К нему, как начальнику штаба вооруженных сил, стекалась череда тревожащих донесений о состоянии всех трех групп армий. «Чистой правдой», заметил он, было то, что на многих участках фронта войска, вынужденные день за днем вести ожесточенные бои, неся «большие потери», оказались «сильно измотаны»[691]. Основную причину этого нетрудно было понять: вермахту просто не хватало людей, чтобы противостоять растущей мощи Красной армии. «Общая обстановка все очевиднее и яснее показывает, что русский колосс, который сознательно готовился к войне, несмотря на все затруднения, свойственные странам с тоталитарным режимом, был нами недооценен, – заметил Гальдер. – К началу войны мы предполагали встретить около 200 дивизий противника. Теперь мы насчитываем уже 360… И даже если мы разобьем дюжину таких дивизий, русские сформируют новую дюжину. Время играет им на руку: они сидят на своих базах, а мы от своих все более отдаляемся»[692].

Гальдер понимал: единственный способ вырваться из этого паралича – подчинить все другие задачи основной цели, взятию Москвы. Под его нажимом Йодль наконец решился представить этот план Гитлеру. Вооруженный ворохом карт и статистических расчетов, показывающих, что основные советские силы сосредоточены на Центральном фронте, он доказывал Гитлеру, что «главнейшей задачей является уничтожение вражеской группировки с последующим захватом Москвы, [к которому] можно приступить в конце августа»[693]. На этот раз – при полном единодушии всех своих старших военачальников – Гитлер не стал возражать. 12 августа он издал «дополнение к директиве № 34», в котором содержалось условное одобрение плана наступления на столицу. Также в директиве особо оговаривалась необходимость «еще до прихода зимы овладеть всем комплексом государственных экономических и коммуникационных центров противника в районе Москвы и тем самым нарушить работу аппарата государственного управления и лишить его возможности восстановить разгромленные вооруженные силы»[694].

Передышка ОКХ оказалась недолгой. Мощная советская контратака, направленная против группы армий «Север» фон Лееба, поставила под угрозу наступление на Ленинград. Чтобы предотвратить прорыв фронта советскими войсками, фон Бок по приказу Гитлера должен был направить на помощь фон Леебу одну танковую и две моторизованные дивизии. Уже достаточно раздраженный чередой беспорядочных и противоречивых решений, принятых у него за спиной, – что, как он жаловался, делало «рациональное управление войсками… невозможным»[695], – фон Бок был просто ошеломлен этим новым распоряжением. Он указал, что часть его танков проходит ремонт и техническое обслуживание накануне наступления на Москву, а часть необходима для прикрытия пехотных дивизий группы армий на центральном участке фронта. Это требование, заявлял он Гальдеру, попросту «невыполнимо» и ставит под угрозу любое будущее наступление группы армий