Жизнь в белых перчатках - Керри Махер

было восхождение по социальной лестнице, которое родители культивировали, сколько она себя помнила. Грейс всегда ненавидела этот культ и то, как ради него отец с матерью добивались совершенства от каждого из своих детей, но есть одна вещь, которую амбициозный основатель фирмы «Келли. Кирпичные работы» делать не станет. Он не станет гладить против шерсти князя.

Во всяком случае, она цеплялась за эту надежду.

Глава 25

После того как подарки были распакованы, а кофе с кусочком того самого вкуснейшего рождественского кекса, который Грейс обожала румяным, намазанным маслом и клюквенным джемом, с тех пор как научилась самостоятельно доносить пищу до рта, выпит, ей пришлось провести несколько утомительных часов, пока вокруг нее суетилась Бетси, мамин парикмахер. Маргарет утверждала, что за работу в рождественское утро той заплатили вчетверо против обычной суммы. Но Бетси, чей белокурый начес не внушал Грейс никакого доверия, казалась энергичной и довольной. Грейс твердо сказала ей, что хочет выглядеть естественно.

— Конечно, золотко, — с местным акцентом заверила Бетси.

Вначале Грейс прикидывала, сколько времени понадобится, чтобы уничтожить конструкцию, которую Бетси предположительно соорудит у нее на голове, но потом обрадовалась: выяснилось, что та и впрямь вполне способна придать прическе естественный вид. По правде сказать, волосы Грейс давно уже не выглядели такими пышными и полными жизни, и поэтому она согласилась завтра купить в салоне целый арсенал средств для ухода, чтобы в последующие недели самостоятельно заниматься головой. Так она скрасила Бетти Рождество.

С праздничным настроением, чувствуя себя хорошенькой, пусть ее до сих пор и подташнивало от волнения, Грейс спросила у матери, не нужна ли той помощь.

— Ты с ума сошла! Последнее, что нам нужно, — чтобы это платье испачкалось до приезда князя. — Маргарет, одетая сегодня в красное шерстяное платье, всмотрелась в дочь и сказала: — Кстати о платьях, твое мне нравится. Где ты его купила?

— В «Саксе», — ответила Грейс, опуская взгляд на широкую юбку кремового платья из плотной парчи, с пуговицами-жемчужинками по спинке, округлым отложным воротничком и рукавом три четверти. Над правой грудью она приколола брошку — блестящий красный венок.

— Оно очень… простое, — заявила Маргарет.

Грейс подозревала, что даже ее мать не в силах произнести слово «целомудренное», не рассмеявшись… или не плюнув.

— Рада, что тебе нравится. И все здесь тоже выглядит чудесно.

По всей комнате тут и там были расставлены стеклянные конфетницы с орешками, ирисками и другими сластями, графины с вином и виски, а обрывки праздничных оберток и прочий утренний мусор убран вместе с новыми игрушками племянниц и племянников Грейс, словно его и не бывало, — правда, без подарков елка выглядела теперь чуть-чуть сиротливо. Утром, когда все роскошные бумажные упаковки и ленты отправились в мусорные мешки, мать посетовала, что князь не приехал, как она надеялась, в рождественский сочельник. Но надетая на елку юбочка тоже была очень красивой, ее сшила вручную еще бабушка Грейс.

— Не могу поверить, что забыла попытаться приготовить что-нибудь из того, — говорила между тем Маргарет, нервно оглядывая комнату, — что обычно подают в его родном Марокко.

— Не в Марокко, а в Монако, мама, — в миллионный раз поправила ее Грейс.

— Да, конечно…

Грейс понимала, что ей еще неоднократно придется делать это.

— Может быть, лучше не напоминать князю о его стране, пока он тут, — как могла мягко предложила она, но Маргарет Келли все равно смерила ее острым и неодобрительным взглядом. — В любом случае, — добавила Грейс — не думаю, что нужно подавать какие-то монакские блюда. Князь приехал за американским Рождеством. Это же отдельное удовольствие — отметить праздник по обычаям чужой страны.

Вскоре прибыли брат и сестры Грейс с супругами — и без детей, которые, вероятно, пребывали в коматозном состоянии в доме Пэгги, под присмотром еврейской бабушки.

— Мне нравится такая версия рождественского ужина, — сказала Пегги. Лед в ее стакане для коктейля громко звякнул. — Взрослая еда, и посуду слуги моют.

Грейс подумалось, что слуг как раз многовато: мать наняла для кухонных работ целую армию, считая, что так удобнее, и возражать не имело смысла.

Час визита князя близился, и Грейс чувствовала, что ее плечи напрягаются все сильнее, а в ушах стоит звон, из-за которого сложно было слышать какие-то другие звуки и вообще на чем-то сосредотачиваться. Но вот сквозь эти помехи до нее донесся дверной звонок, все вокруг неожиданно стало слишком громким, а собственное тело — пожалуй, даже слишком расслабленным. Святые угодники, да что же с ней такое?

Отец пошел открывать. Брат Келл и Лизанна с мужем, которые до сих пор сидели, поднялись, и вся их компания выглядела до нелепости официально, когда вошел князь Ренье в сопровождении Эди и Рассела Остинов и священника, который был известен Грейс как отец Такер, доверенный советник князя.

«Пришло время шоу», — подумала Грейс, набирая в грудь побольше воздуха и задерживая дыхание.

— Добро пожаловать! — жизнерадостно воскликнул отец, пожимая руку Ренье. — Счастливого Рождества!

— И вам тоже счастливого Рождества, — ответил тот с широкой улыбкой, отвечая на рукопожатие и касаясь свободной рукой предплечья атлетически сложенного отца Грейс. Тот был на несколько дюймов выше гостя, но это не имело значения — в присутствии Ренье комната будто наполнилась присущими ему теплотой и сердечностью. Грейс успела забыть, как музыкально звучит его голос с чарующим английским произношением.

Когда все обменялись рукопожатиями и перезнакомились, откуда-то как по волшебству возникли две девушки из тех, что наняла Маргарет. Одетые в черные платья с белыми фартуками, они бесшумно приняли у гостей пальто, перчатки и шляпы, и Грейс была благодарна матери за мудрое решение. Сама Грейс стояла позади, у камина. Когда всех представили, она шагнула вперед, застенчиво проговорив:

— Здравствуйте, Ренье. — Они самым естественным образом пожали друг другу руки и расцеловались в обе щеки. — Так замечательно, что вы сегодня составили нам компанию.

От его прикосновения Грейс почувствовала, как по телу побежали мурашки предвкушения. Ренье смотрел на нее лишь на миг дольше, чем полагается, и в его очень темных глазах отражались озорные рождественские огоньки. Значит, она все запомнила правильно. Между ними есть какое-то притяжение.

Потом Ренье словно бы вспомнил, где он находится, откашлялся и сказал:

— Позвольте представить вам отца Фрэнсиса Такера, который очень рад вернуться на родину в Рождество нашего Спасителя.

Седовласый священник лет шестидесяти выступил вперед, чтобы пожать Грейс руку.

— Монако, конечно, очаровательно в Рождество, — произнес он низким и добрым, но грубоватым голосом, — но, должен признать, я обрадовался возможности вновь оказаться дома. — Потом он переключился на украшенный камин и