Жизнь в белых перчатках - Керри Махер

Его объятие было таким крепким и любящим, что по щеке Грейс скатилась слеза облегчения, которую она едва успела вытереть, прежде чем отец отстранился.

Глава 26

На следующей неделе произошло столько важных событий, что Грейс не покидало ощущение, будто она что-то упускает из виду, будто жизнь все быстрее от нее ускользает. Тот факт, что она систематически не высыпалась, только усугублял положение; каждый вечер она решала, что выкроит на сон не меньше девяти часов, но потом вдруг обнаруживала, что лежит в постели, прислушиваясь к тому, как внутри у нее раскачивается маятник чувств, переходя от ослепительного счастья к тошнотворному страху.

Лучше всего было в Нью-Йорке, куда Ренье с ней поехал. Ей предстояло брать уроки вокала для музыкального фильма с Бингом, и эта перспектива, тревожившая ее прежде, поблекла в сравнении с новыми заботами. Там, в любимом городе, Ренье наконец-то поцеловал ее перед дверью квартиры на Пятой авеню, и Грейс с радостью обнаружила, что он знает в этом толк, понимает, как гладить ее по щекам и спине, пока их губы соприкасаются. Они довольно долго целовались, но Грейс не пригласила его зайти, хотя ее тело буквально вибрировало от вожделения и исследовательской жажды.

Во второй вечер Ренье, пригласив ее на ужин в ресторан отеля «Уолдорф-Астория», где остановился, был нервным и рассеянным. А потом вроде бы рассердился, столкнувшись со знакомым врачом, который вместе со своей медсестрой напросился погулять с ними в Центральном парке. Грейс подозревала, что знает, отчего он не в настроении, — после разговора с отцом прошло уже два дня, и она даже начала гадать, когда же Ренье собирается задать ей главный вопрос (если он вообще намерен это сделать!).

Наконец на Парк-авеню он схватил Грейс за запястье и буквально прыгнул на проезжую часть перед запряженной лошадьми каретой, оставив врача вместе с медсестрой стоять на переходе и ждать зеленого света. Затем отвел ее в самую южную часть Центрального парка, подошел к ней вплотную, нежно взял ее руки в свои и проговорил:

— Дорогая Грейс, простите, что сегодня вечером из меня такой неважный спутник. Это только из-за того, что я ужасно нервничаю, потому что хочу попросить вас — самую умную, состоявшуюся и красивую женщину из всех, кого я встречал, — стать моей женой. Вы выйдете за меня, Грейс? Пожалуйста, скажите «да».

Он походил на ребенка, который просит у Сайты какую-то особенную игрушку, и любовь к нему взорвалась в сердце Грейс, будто фейерверк.

— Да, Ренье. Да! Я за вас выйду.

Тогда он поцеловал ее. Всего в третий раз с момента их знакомства. Почему-то оттого, что они целовались лишь несколько раз, их роман еще больше напоминал волшебную сказку, которую ей так не хотелось себе рассказывать: о ней, экранной «принцессе», встретившей князя из такой далекой и прекрасной страны, что их отношения будто разворачивались на страницах детской книжки. Невинность их любви словно делала эту сказку реальностью, и Грейс казалась самой себе обновленной, точно ее прошлое стало неважным. А может, его просто никогда и не было.

* * *

Из-за чувства, что их любовь будто стирает прошлое, требование пройти гинекологическое обследование стало для нее особенно неприятным.

— Тебе нечего бояться, — сказал Ренье на второй день их помолвки. — Это просто чтобы убедиться, что ты можешь иметь детей.

Грейс посмотрела вниз, на свои руки. На левой теперь было колечко с бриллиантами и рубинами, которое Ренье накануне надел ей на палец со словами:

— Настоящее кольцо пока еще не готово, прости. Но я надеюсь, тебе будет приятно поносить пока это, временное. Я так хотел сделать тебя своей, что не мог больше ждать ни дня.

Они сидели у нее в квартире, завтракали в столовой за сияющим и практически никогда не используемым обеденным столом, и Грейс теребила край своего жакета от Диора, мимолетно призадумавшись, удастся ли ей забрать этот стол с собой в Монако, — ведь она так долго колебалась и мучилась, прежде чем его выбрать. Однако более актуальные эмоции бурлили в ней, как горячая, пузырящаяся смесь в ведьмином котле. Какая-то ее часть возмущалась предстоящим осмотром, полагая его абсурдным, — ведь если Ренье любит ее и хочет на ней жениться, то не о чем больше и говорить. Сможет она иметь детей или нет, не имеет никакого значения. Но ведь Ренье как-никак был князем. Он совершенно четко дал ей понять, что правитель Монако должен произвести на свет наследника, чтобы княжество сохраняло свою независимость. Грейс была достаточно практичным человеком, чтобы понимать: брак для Ренье — не только веление сердца, но и важнейшее деловое предприятие, пусть даже ей это ужасно не по душе.

Говоря по правде, она куда сильнее гипотетического бесплодия (ведь, в конце концов, ее мать родила четверых, старшая сестра — двоих, да и Лизанна почти наверняка уже забеременела) боялась, что князю донесут о ее утраченном целомудрии. Грейс была практически уверена, что ему и так об этом известно, в точности как она знает о его многолетнем романе с Жизель Паскаль и о том, что он, соответственно, тоже не девственник. Но смириться с тем, что обо всем узнают вдобавок его врач и священник — и, вероятно, осудят ее, как когда-то осудил Олег? Нет, нужно как-то выяснить, важен ли в данном случае этот аспект.

— Ты уверен, что только это имеет значение? — спросила она Ренье. — Могу заверить, я совершенно здорова. — Ох, да скажи все как есть, пронеслось у нее в голове. Незачем начинать брак с обмана. — Просто я… — «Ради всего святого, да говори уже», — подумала она.

Ренье снисходительно улыбнулся, и Грейс поняла, что он рад видеть, как она старается быть честной.

— Я знаю, Грейс, — спокойно проговорил он. — И если уж говорить совсем начистоту, только рад. Мне нравится твоя независимость, не говоря уже о твоей прельстительности, и ты не обрела бы таких качеств, если бы всегда была пай-девочкой. Клянусь, врача интересует вовсе не это.

«Слава богу», — подумала Грейс, и ей почти сразу стало легче.

— Хорошо, — сказала она вслух.

Обследование как таковое мало чем отличалось от обычного ежегодного медосмотра с добавлением множества вопросов, касающихся репродуктивной истории семьи. На следующее утро, когда Грейс встретилась с Ренье и отцом Такером, никто из них осмотра не упомянул. Видимо, она соответствовала всем требованиям, потому что следующая карта, касающаяся деловой стороны будущего брака, была раскрыта почти немедленно. Отец кричал ей в трубку:

— Этот средиземноморский сукин сын хочет за тобой два