Портреты заговорили… - Юрий Кириллович Толстой

Сорокин, Н. А. Беляев, С. А. Малинин, а деканом объединенного факультета был утвержден подлинный русский интеллигент, человек редких душевных качеств Борис Борисович Черепахин, незадолго до этого переведенный из Свердловска в Ленинград и возглавивший в институте, а затем и в Университете кафедру гражданского права. Б. Б. Черепахин был выдающимся ученым. Отнюдь не случайно, что его труды о частном и публичном праве, о правопреемстве, об исковой давности и другие оказались востребованными через много десятилетий после того, как были впервые опубликованы[144].

Николай Александрович с первых же шагов работы в Университете зарекомендовал себя и как пытливый молодой ученый, и как активный общественный деятель, занимавший четкие гражданские позиции, но не рубивший с плеча, не державший камня за пазухой, доброжелательно относившийся и к тем, с кем не раз схватывался в нешуточных научных и иных спорах.

Хотя наши научные интересы были достаточно далеки, они иногда и соприкасались. Первая монография Николая Александровича была посвящена предмету исправительно-трудового права. Она вышла в свет вскоре после опубликования моей книги «К теории правоотношения». Меня поразило, сколь пристальное внимание (быть может, и не вполне заслуженное) уделил Николай Александрович в монографии моей книге.

Гражданские и научные позиции Николая Александровича подверглись нелегкому испытанию в первой половине шестидесятых годов, которые вошли в историю как хрущевская оттепель. Впрочем, эта оттепель часто сопровождалась заморозками. Под эгидой кафедры уголовного права, которую возглавлял в то время учитель Николая Александровича профессор Михаил Давидович Шаргородский, на факультете проводилась широкомасштабная конференция по уголовному праву и криминологии. Активное участие в ней приняли не только ученые и практические работники всех республик Советского Союза, но и зарубежные представители, причем стран как социалистического лагеря, так и Запада, в том числе США. С головным докладом на конференции выступил М. Д. Шаргородский, который критиковал Верховный Суд Союза ССР за то, что он становится иногда на путь правотворчества, т. е. присваивает несвойственные ему функции. Масла в огонь подлили зарубежные участники конференции, в том числе американский профессор Липсон, советник тогдашнего Президента США по юридическим вопросам. Они с удовлетворением отметили сближение идеологических позиций советских и американских юристов.

Не берусь судить, сделали ли они это из добрых побуждений или чтобы насолить своим давним оппонентам.

Все это, вместе взятое, вызвало острую негативную реакцию части присутствовавших на конференции судебных работников, которые восприняли происходящее как своего рода идеологическое разоружение. Директивные органы (так называли тогда партийные органы) отреагировали на это незамедлительно. На факультет зачастили комиссии в поисках идеологической заразы для последующего ее искоренения. Факультет попал в опалу, и ему надолго было запрещено проводить какие бы то ни было конференции. М. Д. Шаргородский был снят с постов заведующего кафедрой уголовного права и главного редактора журнала «Правоведение», а тогда еще молодой доцент А. И. Королев – с поста декана факультета.

Вопросы, связанные с проведением «крамольной» конференции и приглашением на нее иностранных участников (кто разрешил?!), рассматривались на секретариате ЦК КПСС, куда был вызван М. Д. Шаргородский. По партийной линии он получил взыскание, причем более строгие санкции не последовали благодаря умеренной (по тем временам) позиции Л. И. Брежнева, который вел заседание секретариата ЦК КПСС.

В то же время на факультете нашлись горячие головы, которые считали, что нужно держаться до конца, не признавая выдвинутых против факультета действительно надуманных обвинений. Другие, в их числе Н. С. Алексеев и Н. А. Беляев, занимали более взвешенные позиции, усматривая основную задачу в том, чтобы как можно скорее вывести факультет из-под огня, освободиться от назойливых комиссий, восстановить в коллективе нормальный рабочий ритм. Время показало, что именно они оказались правы. Во всяком случае, уподобляться теленку, который бодается с дубом, не следовало.

Н. С. Алексеев занял пост главного редактора журнала «Правоведение» и успешно продолжил дело своего предшественника. Н. А. Беляев вскорости возглавил кафедру уголовного права и сумел сплотить ее коллектив воедино независимо от того, как каждый из членов кафедры оценивал имевшие место на факультете прискорбные события. Достойное место в этом коллективе по-прежнему до конца своих дней занимал М. Д. Шаргородский. Под руководством М. Д. Шаргородского и Н. А. Беляева кафедрой был подготовлен и издан фундаментальный коллективный труд – пятитомный курс уголовного права, который можно рассматривать как памятник кафедре в целом и двум ее выдающимся руководителям. В отношении к Учителю – трепетном и в то же время лишенном подобострастия, а когда нужно – и взыскательном – отчетливо запечатлены присущие Н. А. Беляеву лучшие качества ученого, человека, гражданина, патриота своей Родины, без какой бы то ни было чванливости и национальной ограниченности. Кафедру Николай Александрович достойно возглавлял не один десяток лет, с открытым сердцем сотрудничая со всеми членами кафедры, в том числе и с теми, кто в свое время без энтузиазма воспринял, что именно Беляев стал преемником Шаргородского на посту заведующего кафедрой. Ко всем он приходил на помощь в самые трудные периоды их жизни, не отворачиваясь от них и тогда, когда они где-то оступались.

Через несколько лет я непосредственно ощутил, какой крупной личностью является Н. А. Беляев. В шестидесятые годы мы вступили в период кодификации основных отраслей законодательства – гражданского, уголовного, процессуального и других. В области гражданского законодательства это выразилось в принятии в 1961 г. Основ гражданского законодательства, а в дальнейшем на базе Основ – гражданских кодексов союзных республик (в их числе ГК РСФСР 1964 г.). В то время я активно сотрудничал с О. С. Иоффе, что выразилось главным образом в написании ряда работ, относящихся к творческому наследию академика А. В. Венедиктова (совместно с нашим учителем В. К. Райхером)[145], а также в подготовке научных комментариев к Основам гражданского законодательства и ГК РСФСР. Как бы ни складывались в дальнейшем наши отношения (а они впоследствии полностью разладились), думаю, что даже Иоффе при всей его последующей ко мне неприязни не стал бы отрицать, что в этих работах ни я за него, ни он за меня ничего не писали, как это часто бывает (соавторство наше действительно было раздельным). Если выход книги об Основах гражданского законодательства (а она вышла в 1962 г. двумя изданиями – в Ленинграде и Казани) тогдашние коллеги по кафедре еще кое-как пережили, то подготовку без их участия книги о ГК РСФСР они, правда не все, допустить никак не хотели (хотя к этому времени книга о ГК уже была нами написана и подготовлена к изданию) и развернули против нас самый настоящий крестовый поход.

И вот здесь не могу не вспомнить добрым словом тогдашнего заведующего кафедрой