Портреты заговорили… - Юрий Кириллович Толстой

Конечно, я не стал напоминать Н. С. Алексееву о всех перипетиях, связанных с прохождением статьи. Опубликование статьи вконец испортило мои отношения с членом редколлегии, который хотел статью зарубить. Разумеется, я ничуть не жалею, что дал статье зеленый свет – пусть время рассудит, кто в этом споре прав!

А вот другой пример. В журнал поступила статья, автор которой встал на путь очернительства М. М. Сперанского, опираясь главным образом на то, что он негативно оценил восстание декабристов, не разделяя методы, с помощью которых они пытались достичь своих целей, и по поручению государя предложил процедуру суда над ними. Не скрою, я выступил против опубликования статьи. Свою позицию мотивировал тем, что к оценке такой многогранной личности, как Сперанский, оставивший заметный положительный след в истории России, нельзя подходить столь односторонне. Достаточно напомнить титанический труд по созданию Свода законов Российской империи. В истории России не так уж много государственных деятелей такого масштаба, как Сперанский, а потому нельзя ими разбрасываться. Эту позицию активно поддержали такие авторитетные члены редколлегии, как С. А. Малинин и Н. А. Чечина. Статья опубликована не была. В данном случае союз коммунистов (С. А. Малинин и Н. А. Чечина в разное время были секретарями парткома университета) и беспартийных (в моем лице) сыграл положительную роль. Так что иногда приходилось принимать непростые решения.

Н. С. Алексеев был разносторонней натурой. Заядлый грибник, ягодник, рыбак, он легко мог прошагать не один десяток километров по лесам, которые знал вдоль и поперек. К его семидесятилетию, которое отмечалось в ресторане гостиницы «Ленинград» (ныне «Санкт-Петербург»; в ней чуть было не сгорела несколько лет спустя Марина Влади), я написал стихи. Всех их не упомню, но в них были такие строки:

Весь факультет сегодня в сборе.

Никто не усидел в дому.

Один вопрос в немолчном хоре:

Ужели семьдесят ему?!

Откуда этих сил избыток,

Как у орловских рысаков,

Ведь до сих пор любой напиток

Он глушит так, что будь здоров!

Глава почтенного семейства,

Рыбак, охотник и грибник —

Скажу без тени фарисейства:

Ну кто вас назовет «старик»!

Н. С. был необычайно деятельным. Именно поэтому он в течение многих лет нес многочисленные нагрузки: декана факультета, зав. кафедрой, главного редактора «Правоведения», члена всякого рода комиссий, испытывая от этого удовлетворение. Менее всего его можно представить как кабинетного ученого.

Как-то, когда мы оба находились в благодушном состоянии, я ему сказал: «Признайтесь, если бы не революция, то вы едва ли связали бы свою судьбу с юриспруденцией». Вначале он окрысился, но, успокоившись, ответил: «Возможно, вы и правы. Скорее всего, я бы служил в полку».

С выпавшими на его долю административными нагрузками он расставался крайне тяжело. Когда по возрасту ему пришлось покинуть пост декана, он воспринял это болезненно. Чтобы поднять его тонус, я написал стихи и повез их к нему на дачу в Рощино. Вот они:

Я посетил твой дом опальный,

Не убоявшись страшных бед,

Мой шеф, теперь всего журнальный,

И я не юн, а ты уж сед!

Но дружбе нашей нет предела,

И встрече я безмерно рад!

Пусть осень наша подоспела,

Ты молод с головы до пят!

На службе праву мы, как Кони[141],

Идеям эквитас[142] верны,

Коль не уйти нам от погони,

То будем мы отомщены!

Неадекватно воспринял он и освобождение от обязанностей главного редактора «Правоведения», хотя преемником его стал достойный человек и ученый В. С. Прохоров. Я пребывал его замом. Под началом В. С. Прохорова сотрудники журнала стремились сохранить и приумножить демократические традиции, заложенные в журнале его основателями – М. Д. Шаргородским и Н. С. Алексеевым. Наше дело продолжают ныне представители следующих поколений – ведь ничто никогда не проходит бесследно.

* * *

На пути к даче Н. С. Алексеева находится озеро, в котором он, особенно в жаркую погоду, любил поплавать. В тот роковой день – 24 июля 1992 г. – Николай Сергеевич не учел, что озеро коварно. На глубине его сильные течения, температура которых значительно ниже температуры воды, прогретой солнцем. В одно из таких течений Н. С. и попал. Если бы не инсульт, последствия которого тяжело сказывались, он, возможно, его бы и преодолел, но в тот роковой день сил для этого не хватило…

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ БЕЛЯЕВ (1923–2004). СЛОВО О СТАРШЕМ ТОВАРИЩЕ И ДРУГЕ[143]

Николай Александрович Беляев влился в коллектив юридического факультета Ленинградского университета в 1954 г., когда Ленинградский юридический институт им. М. И. Калинина, который Николай Александрович окончил и в котором проходил научную подготовку в аспирантуре, был присоединен к Университету, носившему тогда имя А. А. Жданова.

Знакомство с Николаем Александровичем, правда чисто визуальное, произошло несколькими годами раньше на обсуждении монографии Арона Наумовича Трайнина «Учение о составе преступления», опубликованной в 1951 г. Обсуждение происходило в Петровском зале Университета (по-видимому, потому, что по соседству, в том же главном здании Университета размещался тогда юридический факультет). Николай Александрович принимал участие в обсуждении. Не помню, что он говорил и какие позиции отстаивал, но на меня произвело впечатление, что в дискуссии на равных участвовал совсем молодой человек, как мне показалось – мой ровесник, который выглядел даже моложе тех лет, которые я ему давал. Лишь впоследствии я узнал, что за плечами у Николая Александровича была Отечественная война, причем он не ошивался при штабах и в тыловых частях, а находился, как теперь говорят, в самых горячих точках – в полковой разведке. Его не раз забрасывали с рацией в тыл врага. Легко представить, какова была бы его участь, если бы он был обнаружен. Ратный подвиг Николая Александровича не единожды отмечен солдатскими медалями «За отвагу» и другими боевыми наградами. Далеко не каждый может записать это в свой актив.

Много лет спустя я обратился к Николаю Александровичу со стихами, в которых были следующие строки:

Один из немногих мужчин факультета.

К тебе обращаюсь со словом привета!

Высокая стойкость, отвага и честь —

В тебе это сызмальства было и есть!

Объединение коллектива института с коллективом факультета происходило, хотя и не всегда гладко, но сравнительно мирно. Это во многом объясняется тем, что тон задавали фронтовики, ставшие впоследствии выдающимися учеными – такие как А. С. Пашков, В. Д.