Портреты заговорили… - Юрий Кириллович Толстой

гражданского права, незабвенного Бориса Борисовича Черепахина, который решительно нас поддержал[146], а также Н. А. Беляева, занимавшего в то время пост проректора ЛГУ, в руках которого, по существу, находилась судьба книги.

Хотя его отношения с Иоффе были далеко не безоблачными, Николай Александрович поднялся выше личных обид и зажег для нашей книги зеленый свет. Вскоре она вышла тиражом 35 тыс. экземпляров и, по-видимому, имела читательский успех. Во всяком случае, на нее не так уж редко продолжают ссылаться, а еще чаще используют ее положения без ссылок, что свидетельствует о ее достаточно высоком рейтинге и спустя сорок лет после выхода.

Наконец, не могу забыть об участии Н. А. Беляева и в моей личной судьбе, когда в конце 1976 – начале 1977 гг. мне пришлось на три года покинуть кафедру гражданского права, фундатором которой был мой учитель академик А. В. Венедиктов[147]. К тому времени ни А. В. Венедиктова, ни Б. Б. Черепахина уже не было в живых – они ушли из жизни соответственно в 1959 и 1969 гг. То, что мне удалось тогда выстоять и просто выжить, не разделив судьбы моего безвременно погибшего в 1933 г. отца, во многом является заслугой моих друзей и товарищей, подставивших мне свое плечо. Это Н. С. Алексеев, Н. А. Беляев, В. Г. Даев, Б. В. Дрейшев, Н. Д. Егоров, Б. И. Кожохин, И. Ф. Крылов, К. Е. Ливанцев, В. З. Лукашевич, Н. И. Магид, С. А. Малинин, А. С. Пашков, B. C. Прохоров, В. Ф. Сидорченко, В. К. Райхер, Н. А. Чечина и многие другие. Низкий поклон им за это!

Одну из первых скрипок играл здесь Н. А. Беляев, дружеское участие и теплоту которого я неизменно ощущал. Никогда этого не забуду.

Николай Александрович сделал в науке немало. Он мог бы сделать еще больше, если бы работал только на себя, не затрачивая по крайней мере не меньшую часть своих интеллектуальных ресурсов и общественного темперамента на благо Университета, факультета, кафедры, своих учеников, которых он заботливо пестовал.

Интересная деталь – все, кого я только что назвал, были, кроме В. К. Райхера, членами Коммунистической партии. Но, право же, им не нужно стыдиться ни фронтовых дорог (у кого они были), ни комсомольской юности, ни работы в партийных органах и на административных должностях. Каждый из них мог бы представить такой послужной список, которым можно только гордиться. Если бы в партии в свое время было побольше таких личностей, как Н. А. Беляев и его товарищи, то скольких же страниц, которые не украшают нашу историю, можно было бы избежать. Гораздо больше вопросов возникает к тем, кто, забыв о своем прошлом, на ходу успел «перестроиться», более чем туманно представляя будущее и своей страны, и свое собственное. К счастью, поименно названные мною друзья и товарищи (большинства их уже нет в живых) к таковым не относятся. Говорю это как человек со стороны, который никогда не состоял и не состоит ни в какой политической партии, а потому достаточно объективен.

ПАМЯТИ Б. В. ВОЛЖЕНКИНА (1937–2008)[148]

Не могу сказать, что общался с Борисом Владимировичем Волженкиным постоянно. Слишком разные у нас специальности: Борис Владимирович – криминалист и криминолог. Ваш покорный слуга – цивилист. К тому же ощутима разница в возрасте (я постарше), да и судьбы наши по окончании университета (учились мы не в одно и то же время) складывались по-разному. Я сразу же вступил на научно-педагогическую стезю. Борис Владимирович работал в органах прокуратуры, а впоследствии возглавил в системе Генеральной прокуратуры Институт повышения квалификации прокурорско-следственных работников. Имея высокий классный чин, став заслуженным деятелем науки раньше многих из нас, будучи одним из признанных лидеров отечественной криминологической школы, Борис Владимирович никогда не задирал нос, вел себя подчеркнуто скромно, не выпячивал свои достижения, хотя ему было что представить на взыскательный суд научной общественности и практических работников. Именно поэтому перемены в своей судьбе (а она не всегда была к нему благосклонна) он воспринимал с достоинством, умел держать удар, не раскисал при неудачах, а продолжал трудиться с еще большей настойчивостью и энергией.

В моей памяти особенно рельефно запечатлены два события, связанные с Борисом Владимировичем как выдающимся ученым и крупномасштабной личностью. Одно из них относится к периоду, когда Борис Владимирович выступал как составитель избранных трудов своего учителя Михаила Давидовича Шаргородского. Я воочию убедился в том, как трепетно подошел Борис Владимирович к выполнению этой нелегкой миссии. Труды М. Д. Шаргородского при всей их значимости несут на себе печать того непростого времени, в которое Михаил Давидович жил и работал. Борис Владимирович с предельным тактом подошел к публикации этих трудов, сумел подвести читателей к тому, как различать в них то, что может быть взято на вооружение и сейчас, и то, что относится к числу плевел, которые неизбежны в работах ученых-обществоведов, трудившихся в то же время, что и Шаргородский. Благодарен за то, что к числу учеников и коллег Михаила Давидовича, которым Борис Владимирович доверил поделиться воспоминаниями о нашем учителе, он привлек и меня. Но, конечно, в ряду этих воспоминаний центральное место занимает вступительная статья самого Бориса Владимировича, в которой он с необычайной теплотой и вместе с тем должной взыскательностью дал емкую характеристику личности Михаила Давидовича и его трудов, показав, что настоящий ученый остается таковым, в какое бы время ему ни выпало жить. Думаю, что эта характеристика в полной мере приложима и к самому Борису Владимировичу.

Другое событие произошло совсем недавно, а потому особенно свежо в памяти. Получив очередной номер журнала «Правоведение» (2008. № 2), я сразу же обратил внимание на статью Бориса Владимировича, которой открывается номер, с интригующим названием «Загадки конфискации». Объясняется это тем, что при подготовке к переизданию кафедрального учебника по гражданскому праву я столкнулся с крепким орешком – как относиться к сохранению конфискации в гражданском да и в иных отраслях законодательства, если в свое время она была отменена в уголовном законодательстве как дополнительная мера уголовного наказания за совершение особо опасных государственных преступлений и тяжких корыстных преступлений. По мере того, как углублялся в изучение статьи Бориса Владимировича (а читал ее не один раз), все более осознавал, что в ней содержится ключ к освещению этих вопросов и в цивилистическом русле. Борис Владимирович проявил себя в этой статье не только как блестящий аналитик, который в совершенстве владеет искусством толкования наиболее запутанных правовых норм, относящихся к различным отраслям права, но и как