Полководец, Суворову равный, или Минский корсиканец Михаил Скобелев - Андрей Борисович Шолохов

в «Московских ведомостях» 1 февраля 1881 года. Здесь была опубликована следующая телеграмма Скобелева от 26 января: «После объявления прокламации с предложением текинцам возвращаться на свои места население начало возвращаться из песков и сдает свое оружие; до сих пор явилось до 7000 семейств. Софи-хан, Худай-Верды-хан и другие почетные ханы у нас в лагере, через них собирается остальное население. Семьям, взятым в Геок-Тепе, выданы запасы провизии и принимаются меры к отправлению их по своим местам»[200].

С завершением военных действий и постепенным возвращением в свои дома бежавших в пустыню жителей в мае 1881 года Ахал-Текинский оазис был включен в Закаспийский военный отдел, преобразованный в Закаспийскую область. Административным центром области стал Ашхабад. Царские власти объявили о «прощении» туркменских патриотов, сражавшихся в оазисе. Особое внимание уделялось возвышению феодальной знати. Некоторые представители племенной верхушки получили звания офицеров местной «милиции». Пятеро из них во главе с перешедшим на сторону России после капитуляции Геок-Тепе Тыкма-сардаром прибыли в Петербург как делегация туркменских старшин и были приняты царем и военным министром.

Апологет британского колониализма лорд Керзон, которого никак не заподозрить в симпатиях к России, отмечал: «Россия, бесспорно, обладает замечательным даром добиваться верности и даже дружбы тех, кого она подчинила силой… Русский братается в полном смысле слова. Он совершенно свободен от того преднамеренного вида превосходства и мрачного высокомерия, который в большей степени воспламеняет злобу, чем сама жестокость» Он не уклоняется от социального и семейного общения с чуждыми и низшими расами. Его непобедимая беззаботность делает для него легкой позицию невмешательства в чужие дела; и терпимость, с которой он смотрит на религиозные обряды, общественные обычаи и местные предрассудки своих азиатских собратьев, в меньшей степени итог дипломатического расчета, нежели плод врожденной беспечности. Знаменательная черта русификации, проводимой в Средней Азии состоит в том применении, которое находит завоеватель для своих бывших противников на поле боя… Ханы были посланы в Петербург, чтобы их поразить и восхитить, и покрыты орденами и медалями, чтобы удовлетворить их тщеславие. По возвращении их восстановили на прежних местах, даже расширив старые полномочия… Англичане никогда не были способны использовать своих недавних врагов»[201]. Причем, если правительство заботилось лишь об умиротворении и расположении к себе социальных верхов, то Скобелев требовал от подчиненных также строительства школ и больниц.

Русофобы прошлого и настоящего потратили много сил на запугивание обывателя «панславизмом», приписывая русским собственные расистские понятия. Керзона же пугала именно открытость русских, их братское отношение к представителям других народов.

А о продвижении российских границ на Восток имеется ценное соображение Энгельса, которое вряд ли может быть поставлено под сомнение: «…Россия действительно играет прогрессивную роль по отношению к Востоку… Господство России играет цивилизаторскую роль для Черного и Каспийского морей и Центральной Азии…»[202]. Это было сказано в 1851 году о крепостнической России. В конце же столетия Россия несла в Среднюю Азию уже и кое-что из буржуазных реформ, в частности отмену рабства и некоторых устаревших обрядов. Происходило, на наш взгляд, в общем-то естественное и в итоге взаимовыгодное объединение соседних народов в одно мощное государство. К сожалению, в этом процессе порой насилие служило, по известному выражению, «повивальной бабкой прогресса».

Конечно, сейчас доморощенные русофобы отрицают прогрессивную роль России в переустройстве Средней Азии как в XIX веке, так и позднее. Но события последних лет, думается, свидетельствуют о том, что уход России из этого региона не только не способствует его процветанию, но порождает все новые и новые международные проблемы. И верится, что на следующем этапе исторического развития народы Средней Азии и России вернутся к долгосрочному взаимовыгодному стратегическому союзу вопреки воле деструктивных сил…

С образованием Закаспийской области лишь племена Восточной Туркмении продолжали сохранять самостоятельность. Это были в основном жители Тедженского, Мервского и Пендинского оазисов. Их положение представлялось крайне сложным. На селения Каахка, Душак и Серахс, прикрывавшие подступы к Теджену, необоснованно притязал Иран. Шахский наместник в Хорасане Алаяр-хан систематически организовывал набеги на туркменские аулы. Чтобы заставить местное население подчиниться, иранские власти разрушали ирригационные сооружения, отводили воду с полей туркменов. В Ашхабад прибывали делегации жителей этого района, просившие защиты против произвола и насилий. Острота обстановки до некоторой степени была ослаблена в результате подписания 9 (21) декабря 1881 года русско-персидской пограничной конвенции и добровольного присоединения Душака и Каахки к владениям Российской империи. Последнее обстоятельство играло для царских властей особую роль, облегчая доступ в важную область Туркмении – Мервский оазис, который вскоре также был присоединен к России.

Глава пятая

В переломное время

Возвращение в столицу. – На распутье. – Петербургская речь. – По масонскому следу. – На берегах Сены. – В последние месяцы. – Роман с Головкиной.

1

Скобелев еще торжествовал свою победу над текинцами, когда в Среднюю Азию донеслась весть об убийстве императора Александра II. Как стало известно, за несколько часов до гибели он вызвал в Зимний дворец председателя комитета министров П. А. Валуева и вручил ему для просмотра одобренный им проект правительственного сообщения о привлечении местных деятелей к участию в обсуждении законопроектов. Фактически это был значительный шаг к конституции. Однако бомба, брошенная агентом исполнительного комитета «Народной воли» И. И. Гриневицким, изменила ход дальнейших событий.

Как вспоминал А. Н. Куропаткин, «мучительная смерть Александра II лишила Россию свобод до 1905 года, т. е. на 25 лет»[203].

На престол вступил Александр III, который в отличие от своего слабовольного отца, обладал определенной системой взглядов[204]. Он весьма последовательно боролся за чистоту «веры отцов», незыблемость принципов самодержавия и развития русской народности. Кроме того, новый российский император не преклонялся перед венценосным дядюшкой – Вильгельмом I, как его отец, нередко забывавший национальные интересы своей страны. Позднее, когда Александр III укрепился у власти, он резко изменил внешнеполитический курс, проводя отнюдь не прогерманскую политику. Любопытно в этой связи более позднее суждение известного поэта и литературного критика Максимилиана Волошина, который считал, что «консервативные царствования Николая I и Александра III все же более примыкали к революционным традициям русского самодержавия (монархическая власть почти всегда была радикальнее управляемого ею общества и всегда имела склонность административным путем перебрасывать Россию на несколько столетий вперед, согласно идеалам прогресса своего времени, отмечал он ранее), чем либеральные правления Александра I и Александра II. В результате первого самодержавие поссорилось с дворянством, при втором отвергло интеллигенцию, которая как раз созрела к тому времени»[205].

Лучше понять Россию второй половины XIX века помогут и воспоминания Н. Е. Врангеля, уже упомянутого сослуживца М. Д. Скобелева: «Россия, – утверждают одни, – плод еще до зрелости сгнивший. – Россия богоносица, призванная сказать миру новое слово, говорят другие. Кто