Полководец, Суворову равный, или Минский корсиканец Михаил Скобелев - Андрей Борисович Шолохов

новое наименование Самурского укрепления. Медленно объезжал Скобелев батальон за батальоном, поздравляя солдат с наступлением. Для всех находилось ласковое, ободряющее слово. Одним он говорил о чести, ожидающей их в бою, другим напомнил, что после победы их ждет возвращение домой. «Ура» так и гремело вслед «белому генералу». Тотчас после объезда Михаил Дмитриевич отдал приказ выступать, и немедленно тронулась вперед колонна А. Н. Куропаткина.

Вслед за ней так же бодро и весело пошла колонна Козелкова, а затем уже выступил с главными силами и сам Михаил Дмитриевич.

Все ближе и ближе к Янги-кале, вот ясно вырисовываются глинобитные стены. Наступающие знают, что здесь засели полторы тысячи храбрейших текинских джигитов. Штурм Янги-калы, вопреки ожиданию, длился очень недолго. Укрепление взяли с ходу. С двух сторон наступали с громовым «ура» солдаты штурмовых колонн. Текинцы словно только и ждали этого натиска. Вместо того чтобы обороняться, они стремительно покидали крепость, и скоро на стенах ее взвилось русское знамя.

Теперь оставалось, словно кольцом охватить всю текинскую твердыню траншеями и окопами и начать осаду, чтобы штурмовать оставшиеся укрепления.

7

Прошло немного дней, уже Геок-Тепе окружили ряды окопов. С самого раннего утра на земляных работах трудились саперы и команды рабочих. Осадные сооружения росли на удивление быстро.

В песках между тем было далеко не спокойно. Михаил Дмитриевич получил известие, что группы степняков то и дело нападают на караваны, подвозившие отряду боевые и съестные припасы. Один такой караван, принадлежащий Громову, целиком попал в руки туркмен.

Чем плотнее сжимали в кольцо русские последний оплот текинцев, тем все более возрастало упорство осажденных, которые были убеждены, что русским никогда не удастся взять их крепость. Впрочем, надежда была не только на свои силы, но и на помощь извне.

Крепость Геок-Тепе представляла неправильный четырехугольник. Ее стены были 300–500 метров в длину, с множеством выходов. Толщина стен – около 5-10 метров в основании, а ширина коридора на гребне между стенами – около 6 метров. Внутри крепости, по разным данным, сосредоточивались 25–40 тыс. защитников, в том числе 7-10 тыс. конных. Оружие было самое примитивное, в основном холодное. «Против современного типа войска, – пишет А. Н. Куропаткин, – вооруженного скорострельным оружием, боролось население, в котором каждый мужчина считался воином, но главным своим оружием считал «клыч», т. е. шашку, и главным видом боя – бой рукопашный»[184].

В крепости Геок-Тепе насчитывалось всего 4–5 тыс. ружей, из них около 600 русских берданок, отбитых в 1879 году во время первой экспедиции. Многочисленной артиллерии царских войск противостояла одна медная шестифунтовая пушка, трофей, захваченный в 1858 году у иранских войск, из которой стреляли раз в день камнями, обвернутыми в промасленный войлок. Впрочем они ни разу не долетели до позиций осаждавших крепость царских войск. После взятия Геок-Тепе в ней оказалось до 12 тыс. кибиток, множество землянок, погребов, где были сложены ковры, одежда, женские украшения, котлы, ткацкие станки, орудия земледельцев и т. д.[185]

Защитники крепости посылали послов в Мерв, к хивинским иомудам, к курдам в Буджнурд с просьбой о помощи. «Только один Мерв обещал вооруженную помощь… Мервский отряд в 2000 человек прибыл в Геок-Тепе в ночь на 11 (23) декабря, когда русский лагерь стоял уже в Егин-Батыр-кале». Уже на следующий день текинские всадники подскакивали к царским войскам и выкрикивали «хабар» (новость): «Прибыла подмога из Мерва, мы готовы, идите»[186]. Мервский отряд принимал участие во всех ночных вылазках и оставался в крепости до 5 (17) января 1881 года.

Тыкма-сердар объявил газават, т. е. священную войну против русских. Все, кто был с ним, ответили на призыв клятвой умереть, но не сдавать крепость. Даже женщины примкнули к защитникам и выразили готовность биться против Гезкаллы и его воинов. Муллы стихами из Корана воодушевляли текинцев, их вожди говорили, что помощь не замедлит прийти и русские уйдут от стен Геок-Тепе, так же как ушли уже из степей год назад.

Уверенность в победе росла среди степняков. Никто их них не допускал даже мысли, что русские одержат над ними верх. Видя, как ведутся осадные работы, защитники крепости не понимали их значения и насмехались над русскими, будто бы закапывающимися в землю из страха перед ними, удалыми джигитами.

Хмурились скобелевские воины, когда до них долетали эти чересчур самоуверенные и насмешливые отзывы степняков. Текинская крепость не казалась им такой твердыней, которую они, храбрые русские, не могли бы взять штурмом.

На первых порах воинское счастье как будто бы улыбалось текинцам: иногда им удавалось одерживать незначительные победы в схватках с осаждающими. Но никто, даже наиболее дальновидные из них, упорно не замечали, что русские подходят все ближе и ближе к крепости.

Вокруг Геок-Тепе было много текинских кал (глинобитные укрепленные туркменские жилища. – А.Ш.). Постепенно скобелевцы овладевали ими, и наконец было получено приказание взять окруженную садами калу, на которой было удобно готовиться к штурму крепости.

Взятие этой калы М. Д. Скобелев поручил одному из своих ближайших помощников, генералу Н. Г. Петрусевичу.

– Уверен, генерал, что кала перейдет в ваши руки! – сказал Михаил Дмитриевич, напутствуя Петрусевича.

То, что скобелевцы овладеют калой и сомнений быть не могло. Погода, казалось, способствовала операции русских. Стоял густой туман, совершенно скрывавший движение отряда. Кала издали казалась пустой. Оттуда не доносилось ни звука; напротив текинцы всегда выдавали свое присутствие громким шумом, галденьем, иногда даже выстрелами.

Небольшой отряд Петрусевича быстро приближался к кале. Впереди цепью рассыпались конные джигиты, с громкими криками поскакавшие ко рву калы. Никто не выглянул оттуда, ни одного звука не донеслось навстречу наступавшим. Это дало повод Петрусевичу предположить, что кала оставлена, и его отряд уже без опаски подошел к ее стенам.

Однако как только русские приблизились к самой кале, оттуда грянул залп из многих ружей, и около генерала сразу повалилось на землю человек пятнадцать наступавших. Началась вполне понятная суматоха, но длилась она недолго.

– Ребята! – загремел, покрывая трескотню выстрелов, голос Петрусевича. – вперед! За мной. Помни присягу!

Генерал пришпорил коня и поскакал к укреплению. С громким «ура» последовали за ним его офицеры и солдаты. Текинские пули уже не могли остановить храбрецов. Вихрем ворвались они через узкий проход внутрь калы, впереди всех был Петрусевич. Текинцы густой толпой сбились на противоположной стороне, держа ружья на прицеле.

– Братцы! – закричал генерал. – Бери их!

Он с обнаженной шашкой кинулся на степняков, но в это мгновение грянул залп, и Петрусевич с болезненным стоном откинулся назад. Бежавшие позади казаки едва успели поддержать его. Генерал был весь обагрен кровью.

– Умираю! – прохрипел он. – Не выдавайте… Вперед, ребята!

Новый залп сбил поддерживавших Петрусевича казаков с ног.