Сталинградская эпопея. Свидетельства генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса. 1939—1943 - Коллектив авторов

Ответ из группы армий гласил, что армия должна остаться на месте и ни при каких обстоятельствах не сдавать Волжский фронт. Говорилось также, что готовится новая операция деблокирования, для чего со всех фронтов будут стянуты мощные танковые силы. Будут приняты меры по улучшению снабжения армии по воздуху (силами транспортной авиации)[530].

1 января 1943 года была получена радиограмма Гитлера приблизительно следующего содержания: «Каждый солдат 6-й армии должен встретить Новый год с железной уверенностью в том, что фюрер не оставит в беде героических бойцов на Волге и что у Германии есть средства вызволить из окружения 6-ю армию».

III. Миссия генерала Хубе

8 января 1943 года с самолетов были сброшены листовки с текстом ультиматума от лица командования Красной армии. (Ультиматум подписали представитель Ставки Верховного Главнокомандования генерал-полковник артиллерии Воронов и командующий войсками Донского фронта генерал-лейтенант Рокоссовский.) В тот момент фронт котла еще держался. Командование армии довело до сведения войск, что о капитуляции не может быть и речи. Впрочем, ни один из командиров дивизий не высказался в пользу такого решения.

Решающее значение в отклонении ультиматума имели не только отданные нам приказы, но, прежде всего, переданные по поручению Гитлера вернувшимся в котел генералом Хубе анализ и замыслы Верховного командования[531].

Генерал Хубе в деталях доложил замыслы ОКХ относительно новой операции деблокирования с запада. Из Европы, Германии и с других фронтов уже перебрасывались танковые и моторизованные соединения. Кроме того, будет по-новому организовано воздушное снабжение армии. Так же как зимний кризис 1941/42 года под Харьковом, Сталинград обернется для нас великой победой[532].

Начало контрнаступления было запланировано на вторую половину февраля, хотя изыскивались возможности ее переноса на более ранний срок. Главной предпосылкой, однако, было сокращение южного крыла Восточного фронта с возможным отводом группы армий «А» с Кавказа. Все это время 6-я армия должна была держаться, при необходимости сжав котел до территории города Сталинграда. Ни в коем случае нельзя было отдавать противнику железнодорожную линию Сталинград – Котельниково.

Хотя до сих пор на первом плане стояла задача деблокирования 6-й армии, было также обращено внимание на два решающих аспекта: стойкость 6-й армии как непременное условие создания новой линии фронта на южном фланге Восточного фронта и тем самым условие для подготовки нового крупномасштабного наступления.

Из-за страсти Гитлера к сохранению тайн меня не стали посвящать в обстановку на среднем и нижнем Дону и ничего не сказали о численности и вооружении резервов, готовых принять участие в наступлении. Мне лишь в общих чертах сказали о запланированном с 1 января 1943 года отступлении группы армий («А»?). Доклад генерала Хубе и выдержанные в том же духе инструкции командования группы армий[533]означали для меня обязанность держаться любой ценой, если я не хочу взять на себя ответственность за развал всего южного участка фронта, а значит, и всего Восточного фронта, не только перед Верховным командованием, но и перед всем немецким народом. Это понимание обстановки я довел до сведения подчиненных мне генералов.

Так как стабилизация нового южного участка Восточного фронта пока не была обеспечена, во мне крепло убеждение в том, что преждевременное прекращение борьбы и высвобождение 6 вражеских армий, а также связанный с этим захват противником важной железнодорожной линии Сталинград – Тихорецк создадут серьезную угрозу созданию новой линии фронта и сорвут отвод группы армий с Кавказа[534].

IV. Оборона в котле в ходе большого русского наступления

10 января (1943 года) началось массированное русское наступление, которого командование 6-й армии и ожидало приблизительно в это время. (К 10 января 1943 года войска Донского фронта имели 212 тысяч человек против 250 тысяч у Паулюса (1:1,2), 6860 орудий и минометов против 4130 (1,7:1), 257 танков против 300 (1:1,2), 300 боевых самолетов против 100 (3:1). – Ред.) К 13 января [германские войска] были оттеснены к реке Россошке (стоял 20-градусный мороз с сильными метелями. Можно представить, что творилось, когда замерзающих немцев выбили из их завшивленных, но относительно нагретых убежищ на обустроенных за полтора месяца позициях. – Ред.). 15 января фронт отодвинулся еще дальше, и был потерян аэродром у Питомника. У нас остались два маленьких запасных аэродрома возле Гумрака, за счет которых люфтваффе продолжали доставлять грузы. К 17 января площадь котла сократилась вдвое (с 1400 до 600 квадратных километров. – Ред.). Состояние войск было пока удовлетворительным, и бои велись в целом планомерно. Управление войсками потеряно не было.

Однако среди солдат и офицеров начал распространяться своего рода психоз[535], возникший из-за лишений и страха пленения. Этот страх командованию и войскам внушила пропаганда[536].

Именно им был пропитан прискорбный приказ по армии, изданный 20 января 1943 года. Помимо товарищеского призыва не перебегать к противнику, приказ угрожал сдавшимся неизвестностью плена, чреватой смертью от голода и холода или жизнью в невыносимых условиях[537].

До этого от некоторых штабов (LI армейского корпуса и XIV танкового корпуса) поступали предложения о прорывах группами на запад, юго-запад и юг. В основе этих предложений была мысль спасти от плена как можно больше людей. По зрелом размышлении эти предложения были отвергнуты, как невыполнимые. К тому же мы не смогли бы вывезти из котла всех раненых.

19/20 января начался развал[538] – вполне объяснимый лишениями и усталостью войск – развал фронта на решающих участках сражения. Я знал о бедственном положении войск из рапортов, но больше из личных впечатлений от поездок на решающие участки обороны. Эти тяжкие впечатления от голода, холода и бесприютности, от которых страдали мои солдаты, были таковы, что я счел своим долгом 20 января снова обратиться к командованию. В группу армий и в главное командование сухопутных сил я доложил следующее[539]: «Боеспособность войск вследствие катастрофического положения со снабжением продовольствием, горючим и боеприпасами быстро падает. Без помощи остаются 16 тысяч раненых. За исключением фронта на Волге, у нас не осталось оборудованных позиций, укрытий и дров. Происходит упадок дисциплины, и начинается дезертирство. Еще раз прошу предоставить мне свободу в ведении боевых действий, что позволит избежать окончательного распада, потери управления войсками и гибели раненых».

Такой же рапорт с дополнительными разъяснениями был передан вылетевшему из котла офицеру связи ОКХ при штабе 6-й армии[540].

Помимо этого я постоянно докладывал вышестоящему командованию о состоянии войск, основываясь на рапортах и моих личных впечатлениях.

Ответ главного