Украина против Донбасса. Война идентичностей - Евгений Вадимович Рябинин

я ее видела в первый и последний раз – на следующий день ее не стало. Ей было около 50 лет. Также был пациент, у которого было много переломов, его достали из-под завалов, кожа лопнула на ногах. Он находился в больнице, и, казалось, ему должны оказать помощь, но это было невозможно, потому что физически не хватало врачей и никто не мог ему оказать помощь. То есть ты понимаешь, что можно еще что-то сделать, но ты не можешь ничего поделать, поскольку хирурги работают 24/7 без остановки и никого нельзя оторвать от операции. Переживаю за то, что кому-то, возможно, доброго слова не сказала.

– Понятно, что в тот момент нужны были врачи определенного профиля. Но Вам не кажется, что и психологи нужны были?

– Даже не психологи, а психотерапевты, и они нужны были врачам, мариупольцы – очень сильные люди, как я уже говорила. Врачи говорят, что у них тоже есть душа и им нужна помощь, им часто бывает очень тяжело. Когда я вернулась в Москву, я разговаривала со знакомым психотерапевтом, он сказал, что психически нормальный человек никогда не поедет туда, где война. Он встанет и пойдет на войну, только когда войны придет к нему. У него такое понимание вопроса, но я категорически не разделяю подобное мнение. Мы же клятву Гиппократа давали. Как можно дома сидеть, когда в стране война?

– У Вас на аватарке изображен мандалорец. Почему?

– Мне подруга посоветовала посмотреть этот сериал. Я особо не разбираюсь во всех этих звездных войнах. Но вот этот сериал зацепил меня, хотя я не весь его просмотрела. В этом фильме главный герой – мандалорец – бесстрашный воин, с честью, с принципами, ценностями. И мне показалось, что это православный сериал о православных ценностях. В фильме был момент, когда он снял шлем, а по их законам нельзя этого было делать, его отчитали за это. Но он сказал, что вера учит нас искуплению, значит, вы должны дать мне второй шанс. Я подумала, что это о православии и нужно быть мандалорцем по жизни.

– Вы сказали, что Вы – православный человек. Могу ошибаться, но мне кажется, что врачи – это не о Боге, это больше о науке.

– В Бога можно не верить, но от этого Он не перестаёт существовать. Медики на самом деле больше всего верят в Бога, поскольку они видят смерть, они видят чудеса. Дух творит форму, то, что живет у тебя внутри, – это определяет твои поступки. Возможно, не все врачи признаются в своей вере, поскольку, действительно, как Вы сказали, врачи – это же про науку. А если они будут придерживаться открыто религиозных установок, их коллеги и пациенты могут усомниться в их квалификации. В любом случае мы должны нести благо, и не имеет значения, идет ли это через науку или через веру в Бога.

– Побывав в Мариуполе, увидев все ужасные последствия, как Вы можете определить войну? Что это такое?

– Война – это дело молодых, лекарство против морщин, если говорить словами песни Цоя. Война – нехорошее слово. Накануне начала СВО меня пригласили на какую-то вечеринку, уже не помню, пели караоке, танцевали, а на следующее утро я увидела в новостях, что началась война и что люди идут умирать. Война – это страшное дело, на войне происходит много трагических событий. И чудеса происходят, и люди начинают верить в Бога. Война – это бессилие, было много случаев, когда люди прыгали из окон, они просто не выдерживали всего этого. Война проявляет все твои человеческие качества. В больнице были пленные украинские солдаты, не из нацистских батальонов, а мобилизованные, очень молодые. Так вот они помогали нам с пациентами, тягали их на себе, носили их в операционные. И в эти моменты не было понятия, что он – враг тебе, мы делали одно дело – спасали людей и не задумывались, кто есть кто тебе в этот момент. А когда ты приезжаешь домой и тебя кто-то из твоих друзей подставляет, ты понимаешь, что твои враги могут быть ближе некоторых друзей. Такая парадоксальная жизнь. Война оголяет все человеческие пороки и достоинства.

– Все, что Вы перечислили, это похоже на жизнь, то есть мы можем сказать, что война – это и есть жизнь?

– Да, только в более ярком своем проявлении, но лучше бы ее не было.

История четырнадцатая

Война как реалити-шоу

Искусство хирургии – это не только технические навыки, но и сочувствие и сострадание.

Атул Гаванде

Ваган – хирург, работает в одной из московских больниц. Медицина и, в частности, хирургия – его призвание. Достаточно долго не могли с ним побеседовать, поскольку он как хирург очень занят, много работы, частые дежурства. Он спасает жизни. Ваган мне показался немногословным, но тем не менее интересным собеседником. Возможно, его профессия повлияла на его характер и манеру общения – хирургам нечего обсуждать, они должны действовать, времени на разговоры у них нет.

– Я родился в Армении, в Ереване. Когда мне было три года, мои родители переехали в Россию, окончил Рязанский медицинский университет. С детства хотел быть только хирургом, без вариантов, другие профессии даже не рассматривал.

– Профессия хирурга сложна тем, что каждый день ты видишь человеческие трагедии. Это производит какое-то сильное впечатлении на Вас или Вы уже как-то свыклись, отключаете эмоции?

– Пытаюсь абстрагироваться максимально, конечно, без сострадания не бывает врачевания, поэтому человеческую жилку оставляешь. Если полностью вникать в ситуацию, можно свихнуться.

– Какой Ваш опыт пребывания в Мариуполе?

– Был я там с 14 мая. В чате главврач написал, кто хочет быть добровольцем, кто готов поехать бесплатно на энтузиазме? Пробыл там около трех недель.

– А почему Вы решились поехать? Ведь не все решились ехать в регион, где идут боевые действия?

– Врачебный долг, нужна была помощь, и мы были готовы поехать и помочь, почему бы нет.

– Когда только Вы приехали в Мариуполь, какие чувства Вами овладели от увиденного?

– Сначала мы приехали в Донецк, ночь переночевали там, ввиду невозможности попасть в Мариуполь ночью. Нам сказали, единственная трасса обстреливается в ночное время. Мы переночевали там, и утром в составе военного конвоя мы увидели всю картину. Сложилось впечатление, что мы участвуем в съемках какого-то фильма или реалити-шоу про Сталинград, Чернобыль, Ленинград и все вместе взятое. Ужасающие, конечно, первые моменты. Перед тем как поехать в колонне, с нами провели инструктаж, как себя вести: