Писательская рота - Сергей Егорович Михеенков

слов, и авторы музыки. Но слово «народная» в приложении к таким песням звучит как титул, знак качества наивысшего достоинства. В этом множестве песен, которые до сей поры поются и ветеранами, и молодёжью, есть несколько особо ценных. Среди них «Синий платочек», «Катюша», «Валенки» и, конечно же, «В землянке».

Бьётся в тесной печурке огонь.

На поленьях смола, как слеза.

И поёт мне в землянке гармонь

Про улыбку твою и глаза…

А здесь уже и высокая поэзия, и глубокая драма войны, и печаль разделённых судеб, и тоска по любимой…

О рождении стихов, а потом и песни, ходят легенды.

По одной из них поэт Алексей Сурков вместе со своими боевыми товарищами осенью 1941 года выходил из окружения по минному полю. Неверный шаг — и конец… «Тогда он реально ощутил, — пишет один из ярославских биографов Суркова, — что до смерти всего лишь несколько шагов. Когда опасность миновала, вся шинель была посечена осколками. Уже в Москве, — как повествует далее апокриф, — у него родились строки знаменитого стихотворения, отправленного в Чистополь жене. Когда в редакции появился композитор Константин Листов, Алексей Сурков передал ему рукописные строчки, и уже через неделю песню впервые исполнил его друг Михаил Савин».

На самом деле всё было так и не так.

Сам поэт вспоминал: «Возникло стихотворение, из которого родилась эта песня, случайно. Оно не собиралось быть песней. И даже не претендовало стать печатным стихотворением. Это были шестнадцать “домашних” строк из письма жене Софье Антоновне. Письмо было написано в конце ноября, после одного очень трудного для меня фронтового дня под Истрой, когда нам пришлось ночью после тяжёлого боя пробиваться из окружения со штабом одного из гвардейских полков…»[25]

Произошло это 27 ноября 1941 года на участке Западного фронта, который удерживал 258-й полк 9-й гвардейской стрелковой дивизии 16-й армии. Дивизией командовал генерал А. П. Белобородов. Афанасий Павлантьевич вспоминал: «Враг рвался на восток через Кашино и Дарну по дороге, параллельной Волоколамскому шоссе. Фашистские танки прорвались на дорогу и отрезали штаб полка, расположившийся в деревне Кашино, от батальонов. Надо было прорываться из окружения. Всем штабным работникам пришлось взяться за оружие и гранаты. Стал бойцом и поэт. Смелый, решительный, он рвался в самое пекло боя. Старый, храбрый солдат выдержал боевое испытание с честью, вместе со штабом полка вырвался из вражеского окружения и попал… на минное поле. Это было действительно «до смерти четыре шага», даже меньше… После всех передряг, промёрзший, усталый, в шинели, посечённой осколками, Сурков всю оставшуюся ночь просидел над своим блокнотом в землянке, у солдатской железной печурки. Может быть, тогда и родилась знаменитая его “Землянка” — песня, которая вошла в народную память как неотъемлемый спутник Великой Отечественной войны…»

Бывший пулемётчик и кавалерийский разведчик с нашивками батальонного комиссара вновь лёг за пулемёт.

«Так бы и остались эти стихи частью письма, — вспоминал поэт, — если бы уже где-то в феврале 1942 года не приехал из эвакуации композитор Константин Листов, назначенный старшим музыкальным консультантом Главного политического управления Военно-Морского Флота. Он пришёл в нашу фронтовую редакцию и стал просить “что-нибудь, на что можно написать песню”. “Чего-нибудь” не оказалось. И тут я, на счастье, вспомнил о стихах, написанных домой, разыскал их в блокноте и, переписав их начисто, отдал Листову, будучи уверенным, что хоть я свою товарищескую совесть и очистил, но песня из этого абсолютно лирического стихотворения не выйдет. Но через неделю композитор вновь появился у нас в редакции, попросил у фотографа Савина гитару и под гитару спел новую свою песню “В землянке”. Все свободные от работы “в номер”, затаив дыхание, прослушали песню. Всем показалось, что песня “вышла”. Листов ушёл. А вечером Миша Савин после ужина попросил у меня текст и, аккомпанируя на гитаре, спел новую песню. И сразу стало видно, что песня “пойдёт”, если обыкновенный потребитель музыки запомнил мелодию с первого исполнения…»

Во время премьерного исполнения песни в редакции оказался военный корреспондент и писатель Евгений Воробьёв. Песня ему понравилась. Он попросил Листова записать ноты. Ноты и слова принёс в редакцию «Комсомольской правды», и песню с нотами вскоре опубликовали в «Комсомолке». Но после публикации «на верхах» поджали губы: кое-кому показалось, что в песне есть «упаднические, разоружающие» строки.

«До тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага…» Тогда же, в 1942-м, была выпущена грампластинка, но в продажу её не выпустили, весь тираж был уничтожен по приказу всё тех же охранителей из Главного политуправления. К счастью, чудом сохранилась матрица и спустя годы пластинка была выпущена огромным тиражом.

«О том, что с песней “мудрят”, — вспоминал Алексей Сурков, — дознались воюющие люди. В моём армейском архиве есть письмо, подписанное шестью гвардейцами-танкистами. Они пишут, что слышали, будто кому-то не нравится строчка “до смерти четыре шага”. “Напишите вы для этих людей, что до смерти четыре тысячи английских миль, а нам оставьте так, как есть, — мы-то ведь знаем, сколько шагов до неё, до смерти”».

Да, как видим, обеспокоило гвардейцев, что из песни, вопреки правилу жизни и войны, слова могут выкинуть. А слова эти — дорогие, в них вся правда жизни солдата на войне, вся его щемящая тоска по родной душе, которая далеко, далеко…

И запели песню Лидия Русланова, Леонид Утёсов, другие популярные певцы военной поры. Но самое главное, «В землянке» запели в окопах, на передовой, в тылу, в госпиталях, в колхозах, в заводских и сельских клубах. Песня — и слова, и её мелодия — буквально захватила народное сердце.

Появились народные интерпретации слов — «сталинградская», «курская». Бойцы «дописывали» песню, создавали целые варианты. Но самой неистребимой «редактурой» оказались строки: «Мне в холодной землянке тепло от твоей негасимой любви…». Как известно, у Суркова было: «…от моей негасимой любви». Как вспоминают друзья поэта, он вначале поправлял исполнителей, даже возмущался, но потом братья-писатели ему дружески посоветовали: Алёша, так действительно лучше, и потом — тебя же сам народ поправил!..

У деревни Кашино под Москвой песне поставили памятник. Но самым величественным памятником «Землянке» стало то, что её до сих пор поют и поют, новые и новые поколения. И на праздниках, и на торжествах, и в семейном кругу.

До «Землянки» (так песню стали называть в народе) у Суркова было много песен. Почти все они были написаны в духе времени — маршевые, с известной долей патетики: «Песня смелых», «Чапаевская», «На просторах Родины чудесной…», «Конармейская». Но теперь, как оказалось, возник запрос на душевные слова и мелодию. Бойцы и офицеры друг у друга переписывали симоновское стихотворение «Жди