Советский Кеннеди. Загадка по имени Дмитрий Шепилов - Дмитрий Е. Косырев

Но ведь давали, и эти предложения как раз и составляли суть разрешения конфликта – СССР выводит ядерное оружие с Кубы, США (позже) – из Турции, Куба получает гарантии безопасности. Кеннеди ответил: «Согласен на ваши предложения», но если про то самое письмо Хрущева не упоминать, то на что именно он согласен?

Это означало, что в момент, когда советские транспорты уже везли ракеты и боеголовки домой, США попытались отказаться от того, на что уже вроде бы пошли в момент якобы завершения кризиса.

В итоге кризис, уже в январе, разрешился, Кузнецов по сути второй раз достиг компромисса, якобы уже обеспеченного 27 октября. Ракеты США из Турции убрали. Похоже, что больше всего выиграла от «миссии Кузнецова» Куба – блокада острова Америкой была снята еще 21 ноября.

Василий Кузнецов из МИДа переместился в 1977 году на пост первого заместителя Леонида Брежнева в Верховном Совете СССР. То есть стал как бы вице-главой государства. Он по большей части был известен публике как тот человек, который вручал в Кремле высокие награды в немалых количествах.

И это не все. Кузнецов после этого… трижды оказывался главой советского государства – с приставкой «и.о.». Между смертью Брежнева и избранием на пост в Верховном Совете Андропова, потом между Андроповым и Черненко, Черненко и Громыко. Вроде бы какая блестящая карьера… Выше постов ведь и не бывает.

Ну и две мелочи. В октябре 1956-го, после поездки в ООН, где он говорил о Суэце и Венгрии, Шепилов на обратном пути заехал на пару дней в Париж, сообщив местным журналистам, что сделал это, «пока не имея определенных планов». Хотя планы были. И вот занятная французская фотография тех дней, плохого качества – Шепилов пожимает руку какому-то человеку с большим носом. Оказывается, его подловили журналисты на «частной» (чуть ли не секретной) встрече с не занимавшим тогда никаких крупных должностей генералом де Голлем. И по снимку видно, что они с генералом, который всегда был на голову выше всех, даже охранников… одного роста, да Шепилов за счет волны начинающих седеть волос даже выше.

До прихода де Голля к власти в качестве самого знаменитого президента Франции оставалось еще два с половиной года. Интересно, о чем они с Шепиловым говорили – намечался для СССР «Насер номер два» или так, просто пообщались?

И еще. Когда бывшего министра иностранных дел СССР выбрасывали из квартиры, то изъяли сервиз Насера. Знать бы, кому и зачем он понадобился?

Герцог де Гиз

Министр иностранных дел, который мог спеть от начала до конца не меньше полутора десятков опер… Некоторые проверяли (кажется, дирижер Большого театра Самосуд), называли наугад оперу из привычного репертуара тех лет, и он пел. За оркестр и солистов. И не ошибался.

Бывает так, знаете ли, хотя редко: если уж природа одаривает человека, то меры не знает.

Вернемся к этому страшному периоду в жизни Дмитрия Шепилова, когда у него шаг за шагом отнимали все, что ему было дорого, да, в общем, и медленно убивали, затянув ту историю с операцией до невозможности. Как он выжил? Ответ есть, цитируется в книге воспоминаний о нем: он в какой-то момент понял, что «существуют непреходящие ценности, которые отнять у меня никто не может. Это солнце, трава, птицы, Чайковский и Рахманинов, Лев Толстой и Есенин, возможность еще хоть что-то доброе сделать людям».

Вот в этой главе мы и поговорим… не о солнце, траве или птицах, а насчет музыки, как, впрочем, и литературы. О том, с чего мы начали эту книгу – молчащий рояль, сияющая люстра, звенящий металлом голос Сорокина под струны его уникальной гитары…

Мой дед был необычно устроен – он как бы завис между несколькими призваниями (это и есть человек Ренессанса?) и успехов добивался в каждом из них во многом потому, что ему помогало много других призваний.

И как насчет такого неожиданного диагноза: его успехи в политике (и не только в ней) были – пока они были – оттого, что на самом деле он был больше артистом, чем политиком. И даже чем ученым.

Коллеги по политике это очень хорошо чувствовали. Вот тот самый пленум, волны ненависти прокатываются по всему залу… Реплика с места Шепилову, какая-то даже слегка недоумевающая: «Вы как артист здесь выступаете». Хрущев, чуть ниже по стенограмме: «Этот сказать умеет, это у него получается артистически… у него знаете какая пышность слов!»

Что ж, диагноз точен. Давайте посмотрим на одно из тех качеств, что для самого Шепилова были важны и интересны в разных людях. Вот Троцкий – сколько можно всего сказать об этом человеке, тем более что студентом Шепилов его видел и слышал. И что же он выбирает из этого «многообразия черт»? А вот что – это из мемуаров и из моих с ним многочисленных разговоров: Троцкий «страстностью и образностью своей речи… покорял многотысячные аудитории; казалось, отдай он сейчас приказ, и все, наэлектризованные его словом, ринутся выполнять».

Рассказывая о каких-то встреченных им удивительных людях, мой дед мог упомянуть несколько их особенностей; если они ему нравились, он никогда не забывал насчет их «скромности и простоты» (об этом у нас еще будет подробный разговор), об их образованности или отсутствии таковой (тоже поговорим). Но никогда не забывал отметить и то, как этот человек говорил. Сталин – подчеркнуто, демонстративно плохо, Хрущев – известно как (длинно и местами сочно), а вот глава правительства ГДР Отто Гротеволь – «блестящий оратор».

И когда французская печать сравнила Шепилова с Брианом, он радовался и гордился всю жизнь. Еще бы – его признали, по сути, одним из лучших ораторов своего времени.

Из многократно упомянутой книги воспоминаний – Юлия Дзагурова: «На его лекции потоком устремлялись сотрудники (архива)»… «Речи его отличались ясностью, логичностью, емкостью». Тихон Хренников: «Все слушали его, затаив дыхание». Это уже, напомним, после отставки.

Он и дома, не на трибуне, часто так говорил. Чуть увлекался – и… Голос, паузы, мгновенно разыгранные сценки… На что это было похоже? На театр. Свои мемуары он в первое время засекретил как мог, только очень узкий круг людей знал, что они вообще существуют. Но некоторые – политически не опасные – сцены и страницы оттуда дед превратил в эстрадные номера и радовал ими окружающих. Причем он заучил их наизусть и повторял, не отклоняясь почти ни на одно слово.

То была эпоха, когда люди редко ходили в рестораны, зато