Советский Кеннеди. Загадка по имени Дмитрий Шепилов - Дмитрий Е. Косырев

Писавшая о Шепилове-ученом Кузнецова вскользь замечает, что если бы Шепилов остался у власти, не было бы высылок из страны людей культуры, общественные и экономические и прочие науки развивались бы по-иному. Права ли она?

Но все-таки – автор, не уходи от самим же начатого разговора: что сам Шепилов вот тогда, в середине 50-х, думал по части того, какой должна была быть культура? Ну, вот он сказал, что напечатал Дудинцева потому, что не надо бояться публиковать «антисоветчину» – пусть все прочитают и поймут, что это дрянь. То есть – перефразируя – не надо бояться открытого и честного боя, потому что в нем можно выиграть.

Конечно, это он так отбивался от врагов, защищал свое дело и себя, верно?

А если нет? А если он это говорил – как обычно делал – вполне искренне?

Давайте покопаемся в некоей сфере, которую можно назвать, условно, типом личности. Личности нашего героя.

О человеке можно сказать буквально все по тому, как он водит машину. Или играет в карты (на деньги). Или – как пишет.

Шепилов, как мы успели заметить, хорошо писал. Это чувствуется и по мелочам – вот хотя бы, из неопубликованной главы, «остов взорванного моста, как костяк гигантского бронтозавра». Но давайте посмотрим на характеристику его стиля, принадлежащую человеку сегодняшнего дня, вдобавок человеку, ему не сильно симпатизирующему. Это редактор американского издания шепиловских мемуаров Стивен Битнер. Он говорит о шепиловском «уникальном и иногда раздражающем стиле: его склонности описывать прошедшие события в настоящем времени, менять временную форму глагола и иногда обходиться вообще без глаголов».

А о чем этот стиль нам напоминает? У меня, кажется, есть ответ (в предисловии к первому, российскому изданию мемуаров). Вот что я писал тогда: «Стиль – это человек. Стиль Шепилова говорит об авторе буквально все. Посмотрите на эти неизменно превосходные степени (“величайшие бедствия”, “вся моя душа истерзана”, “глубочайшее проникновение в тайны” и т. д.). Обратите внимание на монументальность и законченность одних фраз – и на пассажи, состоящие из фраз предельно коротких, буквально одного-двух слов… Ключ к характеру Шепилова – описанная в главе “Агитпроп при Жданове” юношеская страсть автора к опере. Вот тут все становится на свои места. Преувеличенные, до предела доведенные чувства, драматические коллизии неукротимых характеров, взрывы яростных эмоций, неожиданно яркие и не имеющие вроде бы отношения к канве мемуаров лирические отступления (читаемые с бóльшим удовольствием, чем «политические» страницы)…

Автор старается быть справедливым к своим героям, проявить беспристрастие – и все же если уж Шепилов не любит Хрущева, то его Хрущев настоящий инфернальный оперный злодей с характерным драматическим баритоном; если любит Жданова – то тому достается теноровая партия, достойная Паваротти, включая трагическую смерть под аккорды хора и оркестра… Не мемуары, а партитура!»

В общем, стиль жизни – да что там, сама жизнь – как опера.

Вот такой у него был вкус: к тяжеловесному, драматическому, эффектному… классическому. Классическому – в понимании человека, получившего хорошее образование в начале ХХ века.

Как это иногда выражалось на никоим образом не оперном уровне, говорит один в высшей степени характерный черновик письма (вы помните, что наиболее важные письма он начинал с черновиков, которые хранил, а письмо отсылал?).

Он писал мне. Школьнику. Дело в том, что где-то в старших классах я написал повесть (с кем не бывает). И вот что мой дед мне по этому поводу решил высказать, видимо – примерно так, как он говорил это со всяческих трибун.

Он учил меня быть писателем.

Да, если вам будет трудно или невыносимо это письмо читать, – ну, пропустите.

Первой страницы не сохранилось. Начинаем со второй.

«…в муках ищут каждое слово.

Вот почему начинать писать с повести значит загубить дело на корню.

Вспомни, сколько лет вырабатывал свое писательское мастерство на корреспонденциях в газеты и на маленьких рассказах величайший художник слова А.П.Чехов (“Чехонте”). То же Мопассан. А первые рассказы Тургенева, образовавшие “Записки охотника”, давшие Тургеневу мировую славу! С “малых”, “микроскопических” форм начинали М.Горький и все действительно выдающиеся советские писатели: К.Паустовский и др.

Если бы ты смог описать: как пахнет трава после дождя в Опалихе, как утренний туман цепляется за яблони, как сгорел гараж у хозяина дачи, но описать так, чтобы выстрадано было (найдено в муках) каждое слово, каждый штрих.

Это было бы великое дело.

Перечитай еще раз рассказы такого великого мастера слова, как Иван Бунин (я напоминал тебе, как он описал аромат яблок), и ты поймешь тогда, что значит мастерство.

Если тебя волнует школьная среда, твои друзья, девочки и мальчики, ну что же, возьми какой-нибудь один эпизод и опиши его. Потом другой.

Первое условие настоящего художественного мастерства – это лаконичность, сжатость изложения. Такой выдающийся публицист и художник, как Н.Г.Чернышевский, писал:

“Художественность состоит в том, чтобы каждое слово было не только у места, чтобы оно было необходимо, неизбежно и чтоб как можно было меньше слов. Без сжатости нет художественности”.

Ты знаешь, что чем больше сгущен световой луч (лазер), тем он сильнее жжет. Так и слова: если они правильно найдены, они сильнее воздействуют на душу, если их меньше, если мысль сгущена.

“Краткость есть первое условие художественности”, – писал такой великий художник и психолог, как Ф.М.Достоевский.

“Краткость – сестра таланта”, – вторил ему А.П.Чехов.

К сожалению, у нас немало писателей, которые недостаток таланта, мастерства, трудолюбия подменяют многословием.

Поэтому каждый рассказ, каждая фраза должны быть в поисках образа, в поисках верного слова многократно переписаны, ювелирно отделаны. Гениальнейший мыслитель и художник нашей эпохи Лев Николаевич Толстой переписывал от руки некоторые главы, некоторые части своих романов до 12 раз (!).

Вот, дорогой Димуляка, некоторые мои советы тебе на Парнас. Подумай, может быть, кое-что и пригодится тебе.

При всех условиях сохрани это письмо и перечитай его через несколько лет, если, конечно, ты будешь продолжать свои литературные занятия.

Ну, пора прощаться с тобой. Я был бы очень рад получить от тебя ответ на высказанные здесь соображения.

Обнимаю тебя и желаю всяческих успехов в литературных занятиях, хорошего отдыха и веселья.

Твой Деда Дима».

Вот это Шепилов, такой Шепилов! Но и стиль эпохи и его социальной страты.

Однако подождите, как это я не заметил главного? Ведь если оно предназначалось мне… То я должен был его получить и сейчас хоть как-то вспомнить…

Он не отправил его, вот что. И правильно сделал.

Как бы хотелось сегодня, держа свою шепиловскую руку (у нас с ним был одинаковый размер рук, ног, и