История царя Пирра Эпирского - Саркис Суренович Казаров

упоминавшееся свидетельство Дионисия о том, что битва длилась всего один день. Из исследователей Б. Г. Нибур первым принял версию об одном дне битвы, но он не привел для этого достаточной аргументации[743]. Второе противоречие между Г меронимом и Дионисием заключается в том, что Дионисий (и следующий ему Зонара) утверждает, что не Пирр, а римляне переходили реку. В упомянутом пассаже рассказывается, что с наступлением ночи римляне, переправившись через реку, возвратились обратно в свой лагерь (Dion. Hal. Ant. Rom., XX, 3: διαβιβάσαντες τόν ποταμόν άπηγον είς τόν χάρακα). Далее, говоря о сражении отдельных подразделений, Дионисий упускает то, что римляне получили преимущество (Dion. Hal. Ant. Rom., XX, 2). Несмотря на то что I легион был опрокинут македонской фалангой, II ле!’ион на правом фланге и IV легион в центре остались победителями. Преимущество римлян по ходу битвы отмечает и Зонара (Zon., VIII, 5, 5: χρόνο μέν οί ’Ρωμαίοι τούς Έλληνας, έώσαντο…). Кроме того, едва ли можно объединить события второго дня с событиями первого дня еще и потому, что римляне заняли чисто оборонительную позицию[744].

Важную роль в описаниях битвы при Аускуле Дионисием и Зонарой играют технические приспособления, которые римляне будто бы хотели применить против слонов (о них упоминает и Орозий — IV, 1, 21). Свидетельства об эффективности их использования сильно разнятся.

Определенно не к труду Гиеронима относится эпизод с захватом царского лагеря подошедшим позже союзным римлянам отрядом даунеев из города Арпы (4 тыс. чел. пехоты и 400 всадников). Когда почти все войско Пирра было задействовано в битве и лагерь оказался практически беззащитным, даунеи решили напасть на него, надеясь, с одной стороны, отвлечь часть армии Пирра от битвы, с другой, поживиться богатой добычей. Овладев лагерем, они полностью разграбили его, а затем подожгли. Одному из защитников лагеря удалось на коне добраться до царя и сообщить ему о случившемся. Пирр, оставив в сражении пехоту, бросил на лагерь конницу и слонов. Даунеи, не ожидавшие нападения, отступили, заняв труднопроходимые для слонов и всадников высоты.

Данное указание И. Г. Дройзен, без всяких оснований, признавал малодостоверным[745]. По мнению Р. Шуберта, этот пассаж по сравнению со всеми остальными сообщениями Дионисия, однако, производит впечатление правдивости и «меньше всего должен быть связан с римской традицией». Поскольку прибытие вспомогательных войск в самый нужный момент может объясняться вмешательством божественных сил, то, согласно ученому, в основе этого пассажа можно увидеть труд «святоши» Тимея[746].

Впрочем, аргументы Р. Шуберта нас не убеждают: во-первых, Тимей, писавший для греков, должен был обязательно дать греческое название города — Аргриппы, а не латинское — Арпы; во-вторых, происхождение уж слишком многих пассажей из источников Р. Шуберт относил, причем чисто произвольно, к сочинениям Тимея и Дурида.

По всей вероятности, подобный рассказ все-таки римского происхождения. Его цель — показать затруднения Пирра и обосновать нерешенность исхода битвы. У Зонары этот пассаж уже является обоснованием римской победы.

Путаница присутствует в версии Дионисия и в истории со слонами. Мы находим их повсюду: слоны участвуют в изгнании арпийцев из лагеря Пирра, ранее они сталкиваются с римскими приспособлениями, специально против них приготовленными, слоны участвуют в разгроме III и IV римских легионов, наконец, они заставляют отступить римскую конницу. Это отнюдь не исключает того, что страх римлян перед слонами со времени битвы при Гераклее стал меньше. Флор рассказывает о том, что гастат IV легиона Гай Нумиций, желая доказать, что эти звери смертны, отрубил хобот одному из слонов (Flor., I, 13, 9). Г. Скаллард, доказывая историчность данного эпизода, указывал на то, что Нумиций — это старинное римское имя, которое не было распространено в более поздние времена. Следовательно, в основе данного рассказа лежат остатки старинной семейной римской традиции[747].

Все это приводит нас к выводу, что сообщения Дионисия и Ливневой традиции (Зонара, Орозий) восходят к одному источнику и его надо искать в римской анналистике. Если еще Валерий Анциат считал битву при Аускуле поражением римлян (Gell. N. А., 111, 8, 1), то у Ливия и Дионисия ее исход уже остается нерешенным. По словам О. Гамбургера, таким общим источником мог быть римский анналист Лициний Макр[748], но это лишь предположение.

Что же касается итогов битвы, то их оценка Гиеронимом заметно отличается от соответствующих свидетельств как Дионисия, так и Ливневой традиции. Если первый ясно говорит о поражении римлян (и такой позиции еще придерживается ранняя римская анналистика (Валерий Анциат)), то уже Ливий и Дионисий говорят о нерешенном исходе сражения. Мы ясно видим, как с течением времени римская историческая традиция поражение римлян постепенно превратила в победу. Достаточно посмотреть на динамику изменения оценок:

Флор: melius dimicatum (I, 13, 37);

Евтропий: Pyrrus Tarentum fugatus (II, 13);

Орозий: victoria ad Romanos concessit (IV, 1, 19).

Подобную «лестницу» можно наблюдать и в изменении данных о потерях.

Реальные цифры приводит Гиероним со ссылкой на «царские воспоминания»: со стороны Пирра погибли 3 тыс. 505 чел., со стороны римлян — б тыс. чел. У Дионисия мы находим павшими уже по 15 тыс. воинов с обеих сторон. У Ливия из-за утраты соответствующих книг его труда этих данных нет, хотя, возможно, он приводил те же цифры. Однако уже Фронтин, Евтропий и Орозий говорят о 5 тыс. погибших римлян и 20 тыс. воинов Пирра! Так римляне, потерпевшие поражение на поле боя, взяли убедительный реванш на страницах исторических сочинений.

Сказанное убеждает нас в том, что предпринятая некоторыми авторами попытка совместить две версии — Гиеронима и Дионисия (об одном дне битвы) малоубедительна. Мы имеем перед собой два сообщения абсолютно разной ценности: надежный и беспристрастный рассказ Гиеронима, дошедший до нас в явно сокращенном изложении Плутарха, и рассказ Дионисия, переполненный разного рода приукрашиваниями и анекдотами и от того имеющий очень мало исторической ценности[749].

Что же дало повод некоторым римским авторам поражение римлян при Аускуле превратить в их победу? В этом случае стоит согласиться с суждением Р. фон Скалы: то обстоятельство, что Пирр не смог использовать победу, позволило следующим поколениям римлян рассматривать эту битву как собственный триумф и придать Децию Мусу ореол славы[750]. И, думается, еще одно обстоятельство создало почву для оптимистических оценок исхода сражнения для римлян: в отличие от битвы при Гераклее, при Аускуле лагерь, в который римские войска организованно отступили, не был взят Пирром.

Но если с римской исторической традицией все понятно, то отнюдь непонятно, как подобную фальсификацию могли не заметить некоторые современные исследователи. Например, согласно Дж. Эбботу, в битве при Аускуле «никакая