История царя Пирра Эпирского - Саркис Суренович Казаров

из сторон не смогла добиться перевеса»[751]. По сути дела, недалека от этого и точка зрения Г. Мэлдена, который полагал, что «сомнительная победа у Аускула лишила Пирра позиции лидера или арбитра в Италии»[752].

И все же победа Пирра в битве при Аускуле сомнений у подавляющего большинства ученых не вызывает. Интересный аргумент на этот счет привел А. Пассерини: последовавшее после Аускула предложение карфагенской помощи Риму само собой говорит в пользу поражения римлян при Аускуле, ибо в ином случае у римских историков не было бы необходимости придумывать карфагенские посольства[753].

Как нам представляется, наиболее верную оценку сражения при Аускуле представил Т. Моммзен: «Пирр, бесспорно, одержал победу, но лавры ее были бесплодны; она делала честь царю как полководцу и как солдату, но достижению его политических целей она не способствовала»[754].

Победа, которую одержал Пирр при Аускуле (а в этом у нас нет никаких сомнений), далась ему гораздо тяжелее, чем при Гераклее. Но от этого ее значение и слава Пирра, как одного из величайших полководцев древности, не стали меньше.

Период, последовавший за битвой при Аускуле, отмечен снижением активности как со стороны Пирра, так и со стороны римлян. Что касается Рима, то причина подобного его поведения ясна: он, потерпев второе поражение, был вынужден «зализывать раны». Но чем объяснить пассивность Пирра?

В исторической литературе на этот счет существуют различные версии. Так, Р. фон Скала находил объяснение в последствиях тяжелого ранения Пирра, полученного царем в битве при Аускуле[755]. Однако более правдоподобной кажется точка зрения Р. Шуберта, который указал на усиление напряженности в отношениях между царем и его италийскими союзниками вследствие ограничения Пирром их прав, военных поборов и повинностей, а также отсутствия зримых результатов кампании[756]. Почти через сто лет эту мысль Р. Шуберта повторила К. Ломас, по мнению которой отбытие Пирра на Сицилию было своего рода разрешением конфликтной ситуации, возникшей между царем и его италийскими союзниками[757].

Конечно, и первая, и вторая версия имеет право на существование, но, как кажется, истинные мотивы тогдашнего поведения Пирра следует искать в той военно-политической обстановке, которая сложилась в Греции в 279 г. до и. э. Именно в этот год орды кельтов, хлынувшие на Балканский полуостров, ввергли Элладу в хаос. Пирр, который зорко следил за ситуацией у себя на родине, должен был своевременно получить известие о том, что попытка его тестя Птолемея Керавна остановить и отбросить кельтов стоила ему жизни. Это создавало для Пирра ряд дополнительных проблем. Во-первых, Птолемей Керавн был оставлен Пирром на время его отсутствия «хранителем царства» и теперь отвечать за безопасность Эпира было некому. Во-вторых, смерть Керавна привела к обострению борьбы за македонский трон между различными претендентами. В этой ситуации у Пирра появилась на первый взгляд блестящая перспектива: переправившись в Грецию и разбив врагов, представить себя в качестве освободителя Греции и овладеть Македонией[758].

Но в этот момент Пирр принял совсем иное решение, круто изменившее его судьбу. Он отправляется не в Грецию, а на Сицилию, куда его уже долго и настойчиво призывали проживавшие на острове греки. Что же заставило царя принять подобное решение? Какое место занимала Сицилия в планах Пирра?

Различие мнений на данный счет столь велико, что может показаться, что прийти к какому-то определенному решению здесь нельзя. Идея Э. Вилля о том, что Пирр решил сражаться на два фронта, едва ли способна нас удовлетворить[759]. Тот факт, что в Таренте Пирром был оставлен гарнизон под командованием Милона, не должен нас обманывать: это был скорее долг царя перед своими союзниками, некая гарантия безопасности, нежели план продолжения борьбы с Римом. Обоснование сицилийской экспедиции Пирра его «нетерпеливым характером» также можно оставить без внимания[760]. Кроме того, есть мнение, согласно которому экспедиция эпирота на Сицилию была временным отступлением от его генеральной линии — борьбы с Римом, своего рода «передышкой», которая к тому же должна была дать царю новые силы для продолжения этой борьбы. Таким образом, в данном случае война за Сицилию отходит на второй план перед войной против Рима. Подобный взгляд отстаивали Б. Низе[761] и А. Б. Недерлоф[762].

Иную точку зрения предложил Д. Ненчи, на аргументации которого позволим себе остановиться несколько подробнее. Как он считает, в Западном Средиземноморье в начале III в. до н. э. развернулась ожесточенная борьба между Птолемеевским Египтом и Карфагеном за экономическое господство в регионе. Рим в рассматриваемый период не был для Египта серьезным торговым конкурентом и не мог препятствовать экономической экспансии Лагидов на Западе. Экспедиция, предпринятая Пирром, была якобы инспирирована Лагидами. Главной ее целью была Сицилия, захват которой нанес бы сильный удар по экономическим интересам Карфагена в регионе. Конфликт же с Римом объясняется простым недоразумением, а точнее — незнанием греками римлян, а римлянами — греков[763]. Таким образом, борьба Пирра за Сицилию доведена Д. Ненчи до степени пес plus ultra.

Подобная концепция Д. Ненчи подверглась резкой критике[764]. Можно согласиться с тем, что едва ли Пирр подходил на роль «марионетки, которую дергали Птолемеи из Египта». Да и имени Птолемея в числе эллинистических монархов, участвовавших в снаряжении экспедиции Пирра на Запад, мы почему-то не находим.

Вместе с тем, как нам представляется, критики не увидели главного — того, какое важное место Сицилия занимала в планах эпирского царя. По словам Дж. Эббота, Пирру должно было казаться, что в Сицилии его ждал больший успех, чем в Италии. Кроме того, Сицилия находилась близко от Африки, и если бы действия эпирского царя на острове были успешны, то перед ним открывалась бы возможность присоединить к своим владениям и побережье Северной Африки[765]. Согласно К. Кинкэйду, временно отвергая Македонию и приступая к реализации сицилийского плана, Пирр мог руководствоваться и чисто эмоциональными мотивами: он уже однажды владел Македонией, после чего македоняне просто отвернулись от него. Кроме того, «будучи царем Эпира, хозяином Сицилии и правителем Южной Италии, Пирр мог ожидать, пока Македония, подобно спелому фрукту, не упадет к нему в руки»[766].

О сложности решения данной проблемы говорит то, что такие авторитетные историки, как О. Гамбургер и Д. Кинаст, перечисляя возможные варианты действий Пирра после Аускула, не дают четких объяснений его выбора в пользу Сицилии[767]. Попробуем разобраться в данном вопросе.

Предыдущие события показали, что Пирр, несмотря на то что античная традиция с легкой руки Плутарха рисует его человеком, подверженным