История царя Пирра Эпирского - Саркис Суренович Казаров

победы, как в поговорке, Кадмейские: хотя его враги и были разбиты, но не были окончательно покорены, ибо их сила была еще велика, тогда как победитель понес такие потери, которые более соответствуют поражению» (Diod., XXII, 6, 1–2).

Таким образом, Диодор был первым автором (во всяком случае, из известных нам), для которого «Кадмейская победа» стала синонимом «Пирровой победы».

В Новое время понятие «Пиррова победа» несколько изменило свой смысл. Не будучи связанным с какими-то конкретными военными сражениями, оно приобрело полностью обобщенный смысл и было распространено не столько на военные кампании Пирра, сколько на обличение его «непомерных амбиций» и «мнимого героизма», приведших к «позорной смерти» царя (Μ. Монтень, Ж.-Ж. Руссо, Μ. Робеспьер)[783].

Некоторые современные ученые пытались найти аналогии «Пирровой победе» в более поздней истории. Например, У. фон Хассель сравнил ее с битвой при Кунерсдорфе (1759 г.), в которой фельдмаршал П. С. Салтыков, разгромив Фридриха Великого, понес столь тяжелые потери, что русская армия на время потеряла способность к активным наступательным действиям[784].

Итак, понятие «Пиррова победа» с течением времени приобрело обобщенный смысл, став и крылатой фразой, и своего рода историко-философской дефиницией. «Пиррова победа» как в древности, так и сегодня означает победу, доставшуюся неизмеримо высокой ценой, ставящую победителя практически на один уровень с побежденным, вследствие чего ее итоги для победителя носят скорее моральный характер, нежели могут дать ему какую-то реальную выгоду. Впрочем, как бы там ни было, любая победа, доставшаяся даже тяжелой ценой, все равно в истории останется победой, а не поражением. Именно так это понимали древние. И известная фраза Эсхила из трагедии «Семеро против Фив»: «Как ни далась победа, все почет она», — служит тому убедительным подтверждением.

Сицилийский эксперимент

Из всей западной кампании Пирра его сицилийская экспедиция представляет для нас наибольший интерес. Именно Сицилия, хотел того эпирский царь или нет, стала особенно удобным объектом для его экспериментов по созданию на Западе территориальной монархии эллинистического типа.

Какой же была обстановка на Сицилии к моменту прибытия туда эпирского царя? Смерть Агафокла в 289 г. до н. э. имела для сицилийских греков поистине роковые последствия. И этот факт, на наш взгляд, наилучшим образом свидетельствует о том, какую роль могла играть наделенная властными полномочиями личность в античную эпоху. Бесспорно, деятельность Агафокла имела консолидирующее значение для греков Сицилии, позволяя им сохранять единство и успешно противостоять карфагенской экспансии. Но после смерти Агафокла Сицилия стала напоминать кипящий котел. Отсутствие стабильной и авторитетной власти в Сиракузах привело к тому, что на острове начались междоусобицы, сопровождавшиеся вмешательством извне.

К моменту прибытия Пирра на Сицилию здесь имелись три основные силы, враждовавшие между собой: греки, карфагеняне и мамертинцы.

Единство, которое сохранялось среди сицилийских греков при Агафокле, к тому времени исчезло. Некоторые греческие города управлялись тиранами. После смерти Агафокла правителем Сиракуз стал Пикет, однако в 279 г. до н. э. он был свергнут Фойноном. Против Фойнона выступил правитель Акраганта Сосистрат, которому удалось вытеснить Фойнона в так называемый «старый город» — остров Ортигию.

Северо-восточная часть Сицилии оказалась под контролем мамертинцев — бывших кампанских наемников Агафокла. После его смерти они отправились домой и по пути в Италию были радушно приняты жителями Мессаны. Соблазнившись богатством горожан, а также благоприятным расположением самого города, наемники ночью вероломно им овладели (Polyb., I, 7, 2–4). Мужское население Мессаны было частью перебито, частью изгнано, а женщины и имущество горожан достались захватчикам.

Прочно овладев Мессаной, мамертинцы, пытавшиеся распространить свое влияние и на близлежащие области, дестабилизировали ситуацию на Сицилии. Их грабительские и опустошительные набеги являлись настоящим бедствием для сицилийцев. Первоначально действия мамертинцев были направлены против сиракузян и карфагенян, но затем они заняли и разграбили большую часть острова (Polyb., I, 8; Plut. Pyrrh., 23). Мамертинцы владели значительным числом укрепленных пунктов, в числе которых оказались даже Камарина и Гела (Diod., XXIII, 1–2). Таким образом, мамертинцы превратились в серьезную силу на острове, с которой были вынуждены считаться как карфагеняне и греки, так и прибывший сюда Пирр[785]. И все же, думается, мамертинцы едва ли всерьез угрожали греческому господству на острове, поэтому не стоит преувеличивать опасность с их стороны, как это делают некоторые современные историки[786].

Гораздо более серьезную опасность представляли собой карфагеняне (это и понятно, ибо ресурсы мамертинцев не могли идти ни в какое сравнение с карфагенскими), которые с давних пор имели на острове свою собственную зону влияния (так называемая эпикратия). При любой удобной возможности карфагеняне переходили в наступление и пытались расширить границы подвластной им территории. И на этот раз, воспользовавшись междоусобной борьбой между Фойноном и Сосистратом, карфагеняне выступили против Сиракуз с большим флотом и сухопутной армией (Diod., XXII, 7, 2–3). Будучи не в состоянии своими силами противостоять врагу, оба правителя обратились за помощью к Пирру (Diod., XXII, 7, 3; Zon., VIII, 5, 9; Just., XVIII, 2, 11; Oros., IV, 1, 23). Призывы о помощи стали еще настойчивее, когда карфагеняне со 100 кораблями и 50 тыс. воинов ранней весной 278 г. до н. э. осадили Сиракузы (Diod., XXII, 8, 1).

Момент для экспедиции на Сицилию был выбран Пирром как нельзя лучше. Д. Ненчи, анализируя ошибки эпирского царя, отмечал, что главная из них заключалась в том, что Пирр прибыл на остров в 278, а не в 280 г. до н. э., еще до столкновения с Римом, когда он имел отборные войска[787]. Однако с подобным суждением едва ли можно согласиться. В данной ситуации главным было не торопить события и дождаться момента, когда сами греки будут просить царя прибыть на остров; и тогда он будет способен явиться в образе освободителя всех сицилийских эллинов. Как справедливо заметил Э. Билль, прибудь Пирр на Сицилию раньше того, как для этого созрели необходимые предпосылки, т. е. до карфагенских наступательных операций, против него объединились бы и греки, и карфагеняне[788].

Сама переправа на Сицилию представляла для Пирра определенные сложности. Наиболее короткий путь из Италии на остров проходил через Мессинский пролив, но этот маршрут был недоступен для царя, ибо Регий и Мессана, два стратегически важных города на обеих сторонах пролива, находились в руках врагов. Кроме того, карфагенские корабли зорко стерегли сам пролив (Diod., XXII, 7, 4–5). Именно поэтому переправа заняла достаточно длительное время. Из Тарента царь со своими силами двинулся морским путем в Локры, куда прибыл лишь через десять дней. По мнению А. Б. Недерлофа, такое могло произойти только в том случае, если бы плавание шло в дневное