История царя Пирра Эпирского - Саркис Суренович Казаров

карфагенян[810]. Почти через столетие данное мнение поддержал также А. В. Недерлоф[811], а Э. Билль отказ Пирра от карфагенских предложений назвал «неразумным»[812]. В то же время Ж. Каркопино считал, что перемирие дало бы Пирру возможность получить хорошую контрибуцию, а также позволило бы использовать время для создания военного флота[813].

Впрочем, подобные взгляды разделяют далеко не все исследователи[814]. По словам О. Гамбургера, если и существовали «такие советники», то они дали Пирру единственно правильный совет: «Если только позволить карфагенянам оставить «трамплин» на Сицилии, то они бы снова вторглись на остров. Лилибей под властью карфагенян был бы гнойной раной во владениях Пирра»[815]. Этого же взгляда придерживался и П. Франке, который писал, что «единственная карфагенская база на острове была потенциальной основой для будущих новых конфликтов»[816].

Думается, данный вопрос необходимо рассматривать только через призму планов Пирра относительно Сицилии. Если бы в его планы входило исключительно оказание помощи сицилийским грекам в борьбе с варварами (карфагенянами и мамертинцами), то тогда планы Пирра были бы практически выполнены и эпирот по согласованию с союзниками мог бы спокойно заключать мир. Но если Пирр собирался стать царем Сицилии, то, как точно подметил К. Кинкэйд, он должен был стать царем всей Сицилии; пока карфагеняне будут оставаться в Лилибее, он не мог бы говорить о своем полном суверенитете над островом[817]. Как ни парадоксально, интересы Пирра совпадали с интересами его союзников — сицилийских греков, которые требовали продолжения войны.

Все это и предопределило дальнейшее развитие событий. Весной 276 г. до н. э. со всей своей армией Пирр предпринял решительное наступление на Лилибей (Diod., XXII, 10, 6–7). Последний был основан карфагенянами во времена Дионисия I. Город был удачно расположен и превращен пунийцами в неприступную крепость. От материка его отделял узкий перешеек, на котором дополнительно были построены башни и вырыты глубокие рвы. На башнях были установлены катапульты и другие военные приспособления. Для усиления гарнизона карфагеняне привлекли италийских наемников, о чем недвусмысленно сообщает Зонара (Zon., VIII, 5, 10: τους Καρχηδονίους… μισθοφόρους έκ της ’Ιταλίας προσλαβεϊν).

По поводу данных наемников среди ученых разгорелся спор. По И. Г. Дройзену, эти войска могли состоять только из наемников, набранных в верной Риму части Италии[818]. Так же считал и Г. Герцберг[819]. Напротив, А. Хольм указывал, что «люди, которые хотят заработать деньги, не спрашивают об основах высокой политики»[820]. А. Хольму вторил О. Мельцер, согласно которому «люди, продающие себя в качестве солдат, вообще не имеют политических обязательств»[821].

Лилибей был неприступен и со стороны моря, ибо карфагенский флот на нем господствовал. Все это сводило шансы на конечный военный успех операции Пирра к минимуму. Уже при первой попытке штурма карфагеняне обрушили на атакующих со стен тучи стрел и снарядов, обратив в бегство первыми сицилийцев. Мужественно сражавшиеся эпироты, неся значительные потери, тоже отступили. Пирр был вынужден остановить штурм и послать за осадными орудиями в Сиракузы. Правда, и их появление мало что изменило.

Тогда Пирр попробовал новое средство: была предпринята попытка сделать подкоп под городскими стенами. Однако пространство было так узко, что карфагеняне всегда успевали предпринять контрмеры; к тому же почва здесь была настолько каменистая, что требовала особых усилий и много времени. После двухмесячной осады Пирр прекратил осаду Лилибея и отступил (Diod., XXII, 10, 7: δύο μήνας πολιορκήσας κοι άπογνούς την έκ της βίας αλωσιν ελυσε την πολιορκίαν).

Вместе с тем у Пирра уже зрел новый план. Он решил последовать примеру Агафокла и атаковать карфагенян на их же земле, в Африке. Разбей он пунийцев у стен Карфагена, им бы волей-неволей пришлось отозвать свои силы из Лилибея и перебросить их на защиту столицы. Кроме того, надо учитывать, что положение Пирра было значительно лучше, чем у Агафокла. Эпирот правил почти всей Сицилией и обладал неизмеримо большими людскими и материальными ресурсами[822]. В случае успеха он даже думал закрепиться в Северной Африке (Diod., XXII, 10, 6–7). С этой целью царь развернул широкую программу строительства флота (Plut. Pyrrh., 23)[823]. Но вскоре дела стали приобретать не тот оборот, на который расчитывал эпирский царь.

Экспедиция Пирра на Сицилию прежде всего интересна тем, что здесь, как уже отмечалось, была предпринята первая попытка создания на Западе территориальной монархии эллинистического типа. Несмотря на то что самому сицилийскому походу посвящена довольно многочисленная литература, должное внимание государственно-правовому положению Пирра на острове уделено лишь в статьях Г. Верве и Г. Бенгтсона[824].

Пирр пробыл на Сицилии два года и четыре месяца. Это время было потрачено им не только для разгрома врагов сицилийских греков, но и для создания на острове собственного государства. Надо отметить, что до Пирра Сицилия уже знала достаточно крупные государственные образования. Сначала это была держава Дионисия, затем держава Агафокла, которые включали в себя подавляющее большинство сицилийских греческих полисов.

Что же представляло собой государство Пирра на Сицилии? Сохранившиеся в наших источниках отдельные свидетельства на данный счет лишь в общих чертах позволяют воссоздать его контуры. Как известно, в период эллинизма продолжали существовать две формы царской власти: традиционная басилейя, как у спартанцев и молоссов, которая носила ограниченный характер, и личная царская власть — эллинистическая монархия, связанная с Александром Великим, диадохами и эпигонами, которая не была привязана к какому-либо племени, к определенной стране и, самое важное, не знала никаких государственно-правовых ограничений. Именно к этой второй форме относилась существовавшая на Сицилии держава Агафокла, дочь которого Ланасса была ранее женой Пирра[825]. Попытался ли Пирр на Сицилии создать то же самое, что и его тесть?

Как сообщает Полибий, Пирр, прибывший на остров, был титулован местными жителями как «гегемон и царь» (Polyb., VII, 4, 5: ήγεμών καί βασιλεύς). В свою очередь, Юстин сообщает о том, что Пирр был признан тогда «царем Сицилии и Эпира» (Just., XXIII, 3, 2: rex Siciliae sicut Epiri).

На Пирра как гегемона греков Сицилии, но никак не царя или тирана указывает Дионисий (Dion. Hal. Ant. Rom., XX, 8); одновременно с этим Диодор и Юстин называют его союзников-сицилийцев (Diod., XXII, 10, 1: σύμμαχοι; Just., XXIII, 3, 10: socii).

Как справедливо заметил Г. Берве, решающим моментом в определении государственно-правового положения Пирра на Сицилии может являться то, как Пирр был принят сицилийцами и как он вел себя по отношению к ним[826].

Известно, что призыв к Пирру о помощи