Письма из Египта - Люси Дафф Гордон

Типичный египтянин. Он встал рядом со мной и помолился за свою жену и детей. «Попроси нашего Бога пожалеть их, о шейх, и накормить, пока меня нет. Ты знаешь, как моя жена работала всю ночь, чтобы испечь для меня всю пшеницу, и что ничего не осталось для неё и детей». Затем он повернулся ко мне, взял меня за руку и продолжил: «Ты знаешь эту женщину, о Шейх Джибриль, отведи её счастливой и здоровой на её место и верни её к нам — эль Фатах, ях Бесшушех!» и мы произнесли это вместе. Я могла бы положить голову на стену Шейха Джибриля и завыть. Я поблагодарила его, как могла, за то, что он позаботился обо мне, в то время как у него самого было столько забот. Я никогда не забуду эту высокую атлетическую фигуру и доброе смуглое лицо с одиннадцатой луной Зульхегга и тенью пальмы. Это было моё прощание. «Голос несчастного с тобой, неужели Бог не услышит его?»

На следующий день у Омара случился сильный жар, и он бредил. Это продолжалось всего два дня, но он был очень слаб, и я сильно беспокоился. Мои руки, протянутые в помощь, были такими же неуклюжими, как и добровольными.

Через несколько дней прибыла лодка «Урания». Она действительно очень хороша. Небольшой салон, две удобные койки, ванная и шкаф, а также очень большая касна (кормовая каюта). Она грязная, но после чистки и покраски будет очень удобной. 15-го числа мы отплыли. Шейх Юсуф отправился со мной в Кенэ, Мустафа и Сейд — по суше, а один из учеников Хаджи Султана и несколько жителей Луксора были пассажирами на палубе. Шейх дал мне хлеб и банки с маслом для своих внуков в Гамаль-Азхаре и пришёл проводить меня. Мы сидели на палубе снаружи, потому что там собралась толпа, чтобы попрощаться, и в каюте было много гаремцев. Старый Шериф усадил меня на ковёр рядом с собой и сказал: «Мы сидим здесь, как два любовника». В восемьдесят пять даже араб и Шериф могут быть «галлами». Я воскликнул: «О Шериф, что, если Омар расскажет моему хозяину о тайне, которую ты выдал? Это нехорошо с твоей стороны». Раздался громкий смех, который закончился словами Шерифа: «Несомненно, твой хозяин — лучший из людей, давайте помолимся за него Фатихе», — и он обратился ко всем: «Эль-Фатиха за хозяина госпожи!» Надеюсь, вам было полезно, что за вас помолились в Луксоре.

Я уже написала и передала Мине, когда заболела плевритом. Я могла бы ещё многое рассказать о своём путешествии, но слишком слаба после двух недель, проведённых в постели (и не могу лежать из-за удушья). Но сейчас мне намного лучше. Мужчина из Азхара читает для меня Коран на улице, а другой ушёл со свечами к Сейеделе Зейнет, «фанатикам!»

16 июня 1865 года: сэр Александр Дафф Гордон

Сэру Александру Даффу Гордону.

Каир,

16 июня 1865 года.

Дорогой Алик,

Я отправлюсь в Александрию на лодке, и Омар поработает над ней. Я нахожу, что ей требуется большой ремонт, и его руководство сэкономит много денег — кроме того, он будет выполнять работу одного человека, поскольку он гораздо лучший плотник, чем большинство здесь, поскольку учился у английских рабочих на железной дороге, — но рейс говорит, что лодку нужно вытащить из воды, так как у нее ненадежное днище. Я слышал, что она великолепно плавает и на удивление удобна. Кровати в казне подошли бы Джейкобу Омниуму. Так что, когда вы «почтите своим присутствием наш дом», вы будете счастливы. Салон маленький, а койки, как обычно, узкие. Кроме того, она очень красивая, но требует бесконечного ремонта. Так что Омар утешает себя тем, что он «сэкономит наши деньги», сам собирая паруса, разрезая и придумывая, зачищая и окрашивая. Только он боится за меня. Однако, Аллах Керем.

Я думаю, что у меня очень хороший рулевой. Обычный маленький чернокожий парень из окрестностей Асуана — очень аккуратный, активный и добродушный — тот же рулевой, что был у нас на пути в Бедрешайн, — но он хорошо знает своё дело. Всю дорогу мы шли против ветра. Мои люди работали изо всех сил, тянули канат весь день и гребли всю ночь, день за днём, но мы спускались двадцать восемь дней.

Я больше не могу писать.

28 октября 1865 года: миссис Остин

Миссис Остин.

Александрия,

28 октября 1865 года.

Я искренне огорчён, узнав о том, что у вас болит запястье, и видя, что вы пишете с трудом. Я прибыл сюда в четверг после великолепного путешествия и чувствовал себя очень комфортно на борту. Я застал мсье Оланье, ожидавшего меня, и, конечно, Омара, и остановился у Росса, пока не починят мою лодку, что, как мне сказали, произойдёт через шесть дней. Она будет очень удобной. Омар приказал построить что-то вроде дивана с крышей и спинкой прямо у двери хижины, где я всегда сидел каждый вечер. Это будет самое восхитительное маленькое гнёздышко, какое только можно себе представить. Я буду сидеть там, как паша.

Мой кашель по-прежнему очень мучительный, но в груди стало меньше тесно и больно, и я чувствую себя не таким разбитым. Сейчас здесь прекрасная погода — тепло и не так сыро, как обычно.

На борту был лорд Эдвард Сент-Мор, он очень похож на свою тётю. А ещё очень молодой бомбейский купец — мусульманин, который не произнёс ни слова ни с кем, кроме меня. Он говорил как хорошо воспитанный и умный молодой англичанин. Я рад сообщить, что его взгляды на положение дел в Индии были весьма обнадеживающими — он, казалось, был убеждён, что коренные жители постепенно завоёвывают всё большее влияние, и сказал: «Мы должны благодарить вас за то, что форма правления у вас намного лучше, чем у любого коренного жителя». Он добавил: «У нас, мусульман, есть преимущество перед индусами — наша религия не является социальным или политическим барьером между нами и вами, в отличие от их религии. Я имею в виду, что так и должно быть, когда обе религии очищаются от суеверий и фанатизма». Он очень хорошо отзывался о сэре Бартле Фрере, но сказал: «Я бы хотел, чтобы больше английских джентльменов приезжало в Индию». Он провёл два года в Англии по торговым делам и возвращался к своему брату Ала-эд-Дину, очень довольный англичанами в Англии. Это одна из самых утешительных Явления, которые я наблюдал в Индии, — если