Не имеющий известности - Михаил Борисович Бару

основаниа вон, а у церкви святого Николы переднюю стену прорази, тако же и заднюю в олтари, градные каменные зубцы срази и тако прииде на полки Витовтовы же, и уби воеводу Полоцкого и люди многи изби, а коней многое множество». Правда, первый выстрел из чудо-пушки оказался последним – ее разорвало пороховыми газами, а поскольку Николай стоял рядом с ней, то его «расторгну и размета невидимо где, яко ничтоже обретеся его, ни тело, ни кости, точию пол кафтана его сотася…».

На осажденных выстрел Галки произвел сильное впечатление. Настолько сильное, что порховские воеводы (посадник и тысяцкий) Григорий Посахно и Исаак Борецкий решили вступить с Витовтом в переговоры: «Изыдоша из града и начаша бити челом Витовту со слезами, дающе с себя окуп». К переговорам подключились срочно приехавшие из Новгорода послы, среди которых был новгородский архиепископ Евфимий. Новгородцы попросили помощи и у псковичей. Псковская летопись об этой просьбе сообщает: «Новгородцы прислаша ко Пскову помощи просити противу Витовта, и Псковичи отрекаша: како вы нам не помогали, тако и мы вам не поможем; а еще межю нами крестное целование с Витовтом, что нам по вас не пособляти…» Правду пишет летопись – не помогали. За два года до осады просили псковичи помощи у новгородцев против Витовта, подступавшего к псковскому пригороду Опочке. Отказали тогда новгородцы.

Через восемь дней после начала осады был подписан мир с Витовтом, который обошелся Порхову в 5000 рублей серебром, столько же уплачено разбойнику Новгородом и дополнительно 1000 рублей за отпущенных пленных: «Даша с себя окуп тысячу рублев Новгородских, и полон весь откупил у Витовта Архиепископ Новгородский Евфимий, дал триста рублей Новгородских; и даша серебром… и то серебро браша на всех волостех новгородских, и за Волоком, с десяти человек по рублю. И рече им Витовт: се вам стало за то, что мя назвали есте изменником и бражником». Дорого обошлись Порхову и Новгороду длинные языки новгородцев.

Власти Новгорода выводы сделали, и через два года, как сообщает летопись, «…новгородци приставили к Порхову другую стену камену». Эта приставная стена была сделана почти по всему периметру крепости. Увеличили толщину не только стен, но и башен. Теперь, при толщине стен от четырех до четырех с половиной метров, выстрелы из крупнокалиберных пушек вроде «Галки» Порховской крепости были не страшны. Вот только проверить это уже не пришлось. Больше к стенам Порхова враг с такой мощной артиллерией не подходил, а когда в конце XV века Новгород взяла под свою руку Москва, Порхов оказался далеко от границы с Ливонией и перестал считаться пограничной крепостью[105].

Впрочем, до конца XV века город еще успел навоеваться и в осаде насидеться. В 1436 году порховичи вместе с жителями Старой Руссы ходили по приказу Новгорода войной на Великие Луки и Ржевскую волость за то, что те перестали платить дань. Через пять лет великий князь Василий Васильевич, еще не ставший Темным, приказал Пскову идти на Новгород. Псковичи приказа не ослушались и пошли, но, прежде чем пошли, «отослаша к Великому Новгороду грамоту мирную и целование отказаша». Мимо Порхова они, конечно, пройти не могли. Взять они его не взяли, простояли под стенами трое суток, а пока стояли, как пишет летопись, «повоеваша Псковичи новгородские волости в долготу на 300 верст, в ширину на 50 верст от литовского рубежа и до Немецкого». Воскресенская летопись добавляет «…а Мятля убили Порховского» (видимо, это был порховский воевода). Грабежами и убийствами дело не кончилось. Новгороду пришлось заплатить Василию Васильевичу 8000 рублей, а Порхов был отдан в кормление воеводе князю Федору Бельскому. Через тридцать семь лет Великий Новгород окончательно потерял остатки самостоятельности и стал частью Московского государства.

Как только Москва прибрала к рукам Новгород со всем его движимым и недвижимым имуществом, со всеми его землями, городами, крепостями, боярами, боярскими детьми, крестьянами, попами, монахами, купцами, рыбными ловлями, торговым флотом, торговыми домами, лавками и лавочками, копнами сена, коровами, баранами, курами, яйцами – так сразу там появились московские писцы и стали описывать все, что нажили новгородцы за много веков самостоятельной республиканской жизни. Подати никто не отменял. Описали, и не один раз, Порхов вместе с порховскими пригородами, или, как тогда говорили, окологородьем.

Вот только один пример – опись доходов за 1498 год с четырех деревень Дубровенского погоста[106] помещика Степана Пушкина в переписной оброчной книге Шелонской пятины[107], в которую территориально входили Порхов и его окологородье: «А доходу с них емлет Степан денег 3 гривны, да 4 денги, 3 бораны, четверо куров, 4 сыры, 80 яиц, 6 пятков лну, а из хлеба четверть, а за четвертью поспом 4 коробьи хмелю; а ключнику 4 овчины, 4 сыры, 4 горсти лну, 2 коробьи ржи и овса». Не густо, конечно, с четырех деревень, но деревни эти были крошечные, и в них проживало десять человек на пять дворов. Надо сказать, что ни в одном перечне доходов владельцев нескольких десятков деревень порховского окологородья не найти гусей, уток и коз. Что касается коров, то они все же встречаются в описях, хотя и не очень часто, но не в живом виде, а в виде говяжьих лопаток. Сыр делают все, а вот масло встречается куда реже, но все же встречается. Считали его чашами – где четыре чаши, а где дюжина. Видимо, делали его из овечьего молока. Степану Пушкину было что намазать на хлеб и себе, и детям. Скорее всего, что-то оставалось и крестьянам. Почти не встречаются свиньи. Почти – это три борова на весь Дубровенский погост. Зерновые представлены большей частью рожью и овсом. Пшеница и ячмень встречаются куда реже, и уж совсем редко гречка – всего один раз.

К концу XV века Порхов состоял из «города», который представлял собой крепость, и посада. В крепости находились Никольская церковь и два с лишним десятка дворовых мест, принадлежащих церковному начальству, сведенным новгородским боярам и детям боярским. Сведенным – значит, тем, кого государь и великий князь всея Руси Иван Третий взял и свел не только из Порхова, но и из Новгорода, из других новгородских земель в Москву, в Кострому, в Тверь и в другие города Московского государства. Остались от них пустые дворовые места, которые пока зарастают травой. Что касается посада, то там располагались двор наместника, пять церковных и почти семьдесят черных дворов, то есть дворов тяглых посадских людей, обязанных платить тягло – государственные подати и выполнять государственные повинности. Кроме церкви Святого Николая, имелись в Порхове