Не имеющий известности - Михаил Борисович Бару

Через Порхов проходила дорога из Москвы в Польшу. У дороги всегда есть чем прокормиться городу или селу – то коня нужно подковать, то колесо у телеги поменять, то накормить проезжающих, то предоставить им ночлег, то одни товары обменять на другие. Правда, сел тогда было мало – все больше деревни, да и те уж очень маленькие – почти 80% состояли из одного, двух или трех дворов. Деревней тогда мог считаться и один двор, если только к нему был приписан отдельный участок земли. В порховском окологородье, которое граничило с псковскими землями, насчитывалось почти полторы сотни поселений.

В первой половине XVI века сведений о Порхове в летописях почти нет. Разве что в 1505 году Иван Третий перечисляет среди других городов Порхов в завещании, да Сигизмунд Герберштейн в 1517 году пишет в «Записках о Московии» буквально пять слов о том, что по пути в Москву проезжал через Порхов («город с крепостью, расположенный на реке Шелони»), да в 1545 году в Разрядном и разметном списке о сборе с Новгорода и Новгородских Пятин ратных людей и пороха, по случаю похода Казанского, было перечислено все то, что Порхов и обязан поставить в царское войско.

Список того, что велено поставить, сопровождает список порховских дворов, которые за это отвечали, и потому мы можем по нему представить себе хотя бы отчасти, какими были Порхов и некоторые погосты, составлявшие его окологородье, в середине XVI века.

«В Порхове тяглых дворов 68: а людей с них конных 14 человек, да пищалников 12 человек, половина конных, а другая пеших; а нетяглых дворов, двор наместнич, а с него 1 человек конной; а зелья со всех дворов, с тяглых и с нетяглых, 3 пуды и 18 гривенок болших. А церковных 5 дворов, двор попов, да дьяконов, да дьяков, да понамарев, да проскурницын: и с того с попова двора человек конной, да 2 гривенки болших зелья; а приняти ему в тягло, в того человека и в зелье, поповы дворы в Свиноретцком погосте, да в Опотцком, да в Местечком, да в Михайловском на Узе, да в Дубровенском погосте; а дьяконовы, и дьяковы, и понамаревы, и проскурницыны дворы им в пособь. И по Микитину писму Владыкина да подъячего Богдана, тяглых живущих черных людей, с поповым и с дьяконовым 59 дворов, да воротниковых 4 дворы, да 5 дворов пищалнитцких: а с тех деи дворов, с попова и с дьяконова и с воротниковых и с пищалниковых, изстарины тянут всякое тягло с черными людьми, потому, что деи те дворы все стоят на черной земле на тяглой на посадцкой и тянут с черными людьми. И всех дворов черных людей, и с поповым и с дьяконовым и с воротницкими и с пищалницкими, 68 дворов, и на те дворы положено конных людей 14 человек, да пищалников 12 человек, половина конных, а другая пеших; а нетяглых дворов, двор наместнич, да 2 двора городничих, а людей с них 3 человека; и всех дворов в Порхове, 71 двор. А зелья с тех со всех дворов в Порхове тяглых и не тяглых пол 4 пуда и 2 гривенки болших».

Вот и выходит, что жили в Порхове большей частью люди тяглые или черные и дворы у них черные, то есть не освобожденные от уплаты податей. Нетяглых, или, как тогда говорили, белых, дворов всего три – двор наместника и два двора городничих. Да еще два церковных двора – двор пономаря и проскурницын. За какие заслуги дворы простого пономаря и человека, пекущего просфоры и артосы, освободили от податей, теперь уж не узнать.

Скажем несколько слов о погостах, принадлежавших порховскому окологородью. Состояли они из множества деревень, а вернее деревенек и даже хуторов. В начале XVI века в Порховском уезде насчитывалось 578 населенных пунктов. Почти 85% от этого числа составляли деревни, в которых было от одного до трех дворов. Чуть больше 13% – деревни с числом дворов от четырех до десяти, и всего 2% деревень, в которых имелось более десяти дворов. Населенных пунктов, состоящих из одного двора, было почти две с половиной сотни. Только представьте себе эти курные избы, стоявшие на опушках дремучих лесов, на краю маленьких полей, засеянных рожью, овсом, ячменем, горохом и просом. Представьте медведей, собиравших лесную малину вместе с крестьянскими детишками, представьте волков, завывающих зимними ночами сильнее, чем ветер, почувствуйте напряженное молчание овец и ягнят в хлеву… Кому они там молились, если до ближайшей церкви или часовни нужно было идти по лесам и болотам бог знает сколько верст? Поклонялись ли аистам, которых в этих местах множество, или медведям, или оставляли на болотных кочках глиняные плошки с настойкой из мухоморов для болотных кикимор, или куриные ножки для Бабы-яги, до которых она, как известно, большая охотница…

Вернемся, однако, к Казанскому походу. Собирали все для него тщательно. Увильнуть или поставить для войска меньше того, что велено, было никак нельзя. Жители Порхова, как сообщает писец, недодали две большие гривенки пороху. На наши деньги это 800 граммов. Так вот эти недопоставленные гривенки власти взяли деньгами: «И того зелья подьячей Якуш Кудрявец взял в казну 3 пуды и 20 гривенок, а за досталь зелья за 2 гривенки болших взяти денег 4 алтыны без денги; и посланы правити денег Иван Пустошкин да подьячей Постник Иванов, и те деньги Иван и Постник в казну заплатили». Еще и на полях листа писцом помечено: «Взято».

Казанский поход все же прошел вдалеке от Порхова и уезда, а вот Ливонская война, длившаяся четверть века, Новгородский и Псковский походы Ивана Грозного разгромили и разорили не только Новгород и Псков, но и все Новгородские и Псковские земли. Шелонской пятине, в которую, как уже говорилось, входили Порхов и его уезд, досталось и от Литвы, и от Польши, и от Швеции, но более всего от царских опричников.

«Открылась страшная пальба из крепости»

В конце августа 1581 года польско-литовское войско Стефана Батория осадило Псков. Осада была долгой и кровопролитной, но Псков Баторию не дался, несмотря на подкопы и многочисленные попытки штурма. Око видело, но зуб… Стояли поляки с литовцами, венграми, итальянцами, шотландцами, датчанами и немцами под псковскими стенами долго – полгода. За это время успели и обноситься, и издержаться, и оголодать. Стали рассылать фуражиров по окрестным селам и городам. 18 сентября королевский секретарь Станислав Пиотровский записывает в дневнике: