Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

Будьте же мне братом, — сказала она, краснея, — я постараюсь перенести на господина Бертрана чувства, которые вы внушили мне, и отныне питать к вам те, которые питала к нему. Не бойтесь, не избегайте меня; будемте друзьями навеки. — Столь благородные чувства, источник коих был для меня ясен, преисполнили меня восторгом, но вместе с тем и опечалили меня. Кузина, легко читавшая в моем сердце, стала прощаться с Эдмэ и тем самым отогнала овладевшие мною мысли. Я направился вслед за нею, но ты достаточно меня знаешь и догадаешься, что благодаря отсутствию одной и моим чувствам к другой я вскоре пришел в равновесие.

Итак, любезный ментор, с этим вопросом решительно покончено. Но хоть я больше и не помышляю о женитьбе, мне вспоминается наша последняя беседа; я записал ее, пока все хорошо помнил. Перечитывая запись, я все больше убеждаюсь, что твоя философия — самая естественная[52]. Ах, друг мой! Два существа на свете изумляют меня: кузина и ты. Одно — создание ангелоподобное, другое... дьявол. Но дьявол, столь достойный быть ангелом, что, надеюсь, со временем он им и станет... Ты — безбожник?! Боже мой, боже!.. А она, госпожа Парангон!.. Добродетельная кузина, возлюбленный друг!.. Столь молодая и столь разумная!.. Но оставим эту тему, а то ты воспользуешься ею и наговоришь мне такого, чего я не желаю слышать. Смелости, в отношении нее!.. Ах, Годэ, при всем своем эпикурействе, ты не мог бы не уважать ее и молча не боготворить.

Прощай, бесценный друг... Предупреждаю, что несколько дней не смогу писать тебе ввиду свадьбы братьев. О них не стану тебе рассказывать. Эти славные парни будут счастливы и довольны своим растительным существованием; у тебя они могут вызвать только жалость.

ПИСЬМО LXXIX

Июля 31 дня, в день св. Жермена

ОТ ЭДМОНА К ПЬЕРРО

Простодушная картина жизни славных людей

Я льстил себя надеждой, что обниму тебя здесь, любезный старшой, но ты словно дал зарок никогда ногой не вступать в города, — даже самые благоприятные обстоятельства не в силах тебя сюда заманить. Я легко обиделся бы на тебя, если бы можно было обижаться на добродетель и чистое сердце. Итак, прощаю тебе, что ты вынуждаешь меня описывать свадьбу наших братьев и постараюсь передать тебе радость обоих семейств. Сомневаюсь только удастся ли мне изобразить до какой степени наши родители довольны стариком Сервинье, его дочерьми и всеми хозяйственными приготовлениями, чтобы молодым жилось хорошо.

Позавчера, после того как приехали наши славные родители с твоей любезной женой и сестрами, были подписаны брачные контракты и состоялось обручение; вчера их обвенчали. О чувствах Жорже и Катрпны можешь не беспокоиться; они любят друг друга с упоением и гонят прочь все условности; даже особая заботливость, известная обходительность — и те не входят в планы их супружеских отношений. Что касается Бертрана, тут другое дело; ты знаешь, какой он ласковый; он не вполне уверен в сердце Эдмэ и поэтому всячески старается завоевать его. В конце письма я передам тебе разговор, который я подслушал сегодня утром, — сейчас мне хочется поскорее рассказать тебе о наших любезных родителях.

Ах, друг мой, как много ты теряешь, что не видишь до чего они довольны!.. Постараюсь описать тебе их радость.

Когда они приехали, папаша Сервинье встретил их как брата и сестру, — так он их и назвал. Всех троих объединяли одни и те же чувства, одна и та же сердечность; с первых же минут они почувствовали себя непринужденно, как бывает после десятилетнего знакомства, ибо с первых же минут поняли, что подходят друг другу и мыслят одинаково. Катрин присутствовала при этом; она весело подошла поздороваться с нашей матушкой, выказывая при этом откровенную и даже бурную радость; она поспешила снять с нашего почтенного батюшки шейный платок, подала ему хлопчатобумажный колпак; потом она сняла чепец с матушки так живо, так ласково, что всех нас очаровала. Покончив с этим, она помчалась в погреб, вымыла стаканы, налила вина и принесла их в горницу, где сидели наши родители. Матушка, по обыкновению, попросила одной воды. Катрин, тревожась за ее здоровье ввиду сильной жары, чуть ли не на коленях стала ее упрашивать выпить вина, но убедившись, что уговоры тщетны, на минуту вновь исчезла, унося холодную воду, а вернулась с парным молоком, которое и предложила ей. Когда родители освежились, она сказала, что сбегает за сестрой, которая ходила к портнихе для какой-то переделки (ибо Эдмэ относительно нарядов столь же требовательна, сколь Катрин к ним равнодушна).

Пока славная девушка отсутствовала, батюшка высказал свое мнение о ней: и матушка, и он в восторге от столь превосходного выбора, и они были ко мне так добры, что даже поблагодарили меня.

Наконец, в комнату вошли обе сестры. Мне хотелось бы передать тебе впечатление, какое произвела Эдмэ на наших родителей: они замерли столько же от радости, сколь и от восхищения. Очаровательная Эдмэ сначала подошла к матушке, которая приняла ее в свои объятия. Затем ласковая девушка села у ее ног, взяла руку и поднесла к губам. — Теперь у меня опять будет мама, — говорила она, — такая же добрая, как та, которой я лишилась. — Конечно, дочь моя, — отвечала Барбара де Б***, — конечно, я буду для вас доброй матерью. — Суди сам, друг мой, что должна была чувствовать эта славная, простая женщина, непривычная к нежному и почтительному обращению, свойственному Эдмэ: та добавила много приветливых слов, но бессвязно и непоследовательно. Батюшка подошел к Эдмэ, взял ее за руку и сказал: — Дочь моя, да благословит вас господь: ваша сестра подобна Лии{40}, а вы — прекрасны, и муж будет любить вас как Рахиль{41}; возлюбленные дочки, обе вы — дар, который я благоговейно принимаю из рук Предвечного. — Папаша Сервинье воскликнул: — О, брат мой, вы тот, с которым я мечтал встретиться более сорока лет! Вы знаете Писание и вы набожны без ханжества, ибо любите вино; выпьем же, брат мой, и с кубком в руке, как некогда патриархи, возблагодарим бога за блага, которые он дарует нам!

Тем временем Катрин ласково беседовала с нашими братьями и сестрами, накрывала на стол, шутила, смеялась, отталкивала Жорже, который пытался сорвать у нее поцелуй. Сели за стол. И здесь старики раскрыли друг пред другом сердца: в незамысловатых их взглядах, в их болтливости, даже в