Суворов — от победы к победе - Сергей Эдуардович Цветков

(правое крыло — Шевиг, левое — Исленьев), резерв (один полк и эскадрон) остался за Бугом. Всем корпусом командовал П. Потемкин, подчиненный Суворову. Надо сказать, что Александр Васильевич всячески стремился показать, что главную роль в этой войне выполняет не корпус Репнина, а его, и поэтому, несмотря на малочисленность своего отряда, держал себе как главнокомандующий и имел даже дежурного генерала. П. Потемкин на деле командовал хозяйственной частью, до которой Суворов был не охотник.

Поляки, не дожидаясь боя, свернулись в колонны и отошли на вторую, более крепкую позицию. Суворов приказал пехоте преследовать их бегом, чтобы не дать закрепиться, а коннице охватить фланги неприятеля. Сераковский держался упорно. Исленьев только с третьей атаки сбил поляков с позиции, и они, опасаясь охвата, вновь начали отступать. При выполнении этого маневра их и постигла катастрофа. Шевиг в беспощадной рубке уничтожил две колонны правого фланга и центра и вместе с Исленьевым обрушился на третью. Поляки пощады не просили, преследовать, в сущности, было некого. Удалось уйти только Сераковскому с несколькими сотнями людей.

Бой продолжался шесть часов. Земля была покрыта кучами тел поляков, между которыми изредка белели русские мундиры. Наши солдаты действовали в основном штыками, поэтому раненых поляков было мало. Даже бывалые суворовские ветераны удивлялись:

— Ну и поработали же мы, — с гордостью говорили они и тут же крестились: — Да кто ж виноват, сами они виноваты, прости нас, Господи Боже наш, а покойникам дай царствие твое небесное.

По войскам был объявлен приказ Суворова: «Помогать раненым полякам».

Александр Васильевич возвратился с конницей измученный, в пыли, с грязными потеками пота на лице. Поздравив солдат с победой, он быстро прошел к себе, пообедал и лег спать. С вечера и до 10 сентября он не выходил из дома: писал приказы, донесения и т. п.

Участие в сражении со стороны русских принимало 8–9 тысяч человек. Поляков, по оценке Суворова, было 13–16 тысяч, сами поляки (Огиньский, Вавржецкий) считали, что их было до 7 тысяч человек. Скорее всего польские войска насчитывали до 10 000 человек, и почти все они были истреблены. (Молва раздула жестокость русских, приписывая им озлобление из-за вестей о резне в Варшаве; на самом деле кровопролитие было обусловлено отчаянной храбростью самих польских солдат и офицеров.) Суворов вообще не сочинял небывальщин в донесениях о потерях врага, но из тех цифр, которые ему сообщали, выбирал наиболее выгодную. Так, однажды в Турции адъютант доложил ему после дела, что число убитых турок определяется различно и спросил: какую цифру писать, большую или меньшую? Суворов ответил: «Пиши больше, что их, басурманов, жалеть». Этого правила он держался всегда. Поэтому, вероятнее всего, примерно тысяче поляков удалось спастись. Сераковский потерял также всю артиллерию и знамена из Варшавы от Народной Рады с золотой надписью: «Свобода, достоинство, независимость».

У русских было убито до 1000 человек.

Суворов сообщил Румянцеву: «Брестский корпус, уменьшенный при монастыре Крупчице 3 тысячами, сего числа кончен при Бресте… Поляки дрались храбро, наши войска платили их отчаянность, не давая пощады… По сему происшествию и я почти в невероятности. Мы очень устали».

Суворовский удар, разом вычеркнувший из польской армии целый корпус, не дал революции оправиться. Впечатление от него на поляков было угнетающее, их военные планы сразу сузились. Костюшко после получения известия о разгроме был сам не свой и до конца дня его генералы не могли говорить с ним обстоятельно. Имя Суворова так действовало на поляков, что уже в 1790 году в Польше ходил упорный слух о его гибели под Измаилом, и Потемкин тогда в особом письме русскому резиденту в Варшаве опровергал этот слух. С началом похода Суворова в этом году между поляками говорили, что это однофамилец, а не настоящий победитель турок. Теперь же, после Бреста, всем стало ясно, что это «настоящий».

В Петербурге Суворова вновь восхваляли, рассказывали о нем анекдоты, цитировали строки из его письма П. Зубову: «Рекомендую в вашу милость моих братиев и деток (т. е. офицеров и солдат. — Авт.), оруженосцев великой Екатерины, толико (столько. — Авт.) в них прославившейся» — и его стихи из письма к дочери:

Нам дали небеса

Двадцать четыре часа.

Потачки не даю моей судьбине,

А жертвую оным моей Монархине,

И чтоб окончить вдруг,

Сплю и ем, когда досуг.

Екатерина II пожаловала ему алмазный бант к шляпе и три пушки из числа захваченных, а его племянника, полковника князя А. Горчакова, произвела в бригадиры. Может быть, еще более лестным подарком для Александра Васильевича стали слова Румянцева, что брестская победа «столько важна по существу, сколь редка в своем роде, и подтверждает истину, что большое искусство и горячая ревность предводителя и подражания достойный пример в подчиненных, — преодолевают все в воображении возможные труды и упорности».

В конце августа пруссаки были вынуждены отступить от Варшавы, бросив по пути больных, раненых и часть обоза. Причиной этому было восстание, вспыхнувшее у них в тылу, в польских провинциях, отошедших к Пруссии после разделов Польши, где все эти годы проводилось форсированное онемечение. Отступление Фридриха-Вильгельма подняло боевой дух поляков. Варшава освободилась от угрозы со стороны 35-тысячной прусской армии и 12-тысячного русского корпуса генерала Ферзена, который прикрывал обоз короля.

Победа под Брестом восстановила равновесие, но восстанием по-прежнему была охвачена вся страна. Австрийцы пока воздерживались от участия в польских делах — «ни шили, ни пороли», по выражению русского дипломата, — предпочитая загребать жар чужими руками.

Суворов на целый месяц задержался в Бресте, так как отконвоировка пленных уменьшила его отряд до 5 тысяч человек (12 пленных польских офицеров и 212 рядовых были отпущены им, как не возбуждающие подозрений). С оставшимися войсками он два раза в день, кроме субботы и воскресенья, по полтора часа занимался учениями: обороной пехоты против конницы, кавалерийской рубкой на скаку, штурмом земляных укреплений. Александр Васильевич учил солдат словами из «Науки побеждать»: «Полк — подвижная крепость; дружно, плечом к плечу, и зубом не возьмешь»; после учений снова зачитывал выдержки из своего труда, разбирал действия солдат и командиров. На вечернем разводе громко читал «Отче наш». В остальное время посещал госпитали, кухню, пробовал солдатскую кашу. Накануне праздников он ходил к всенощной, по праздничным дням к обедне в походную церковь одного из полков; становился у правого клироса, пел с певчими по нотам и читал «Апостол». Вечера приберегал для чтения комментариев Юлия Цезаря — любимого героя.

Вообще же «время уходило на доклады». По приказу Румянцева Александр Васильевич искал в окрестностях Бреста сестер Костюшко, чтобы выменять их на русских пленных; поиски эти