Алкиной - Роман Львович Шмараков

предусмотрительностью; ни в ком не найдет она такой честности и благодарности. Лучше всего для нее будет выйти за него замуж. Вдова, ничем не оказывая недовольства, благодарила его за совет и отвечала, что, пока он говорит о дерзостном распутстве юных и о хладной немощи тех, о ком грех забыл, она с ним соглашается; но когда он советует сделаться его женою, никакой довод ее не убедит. Если женщина соединяется со своим слугой, никто не смолчит: она сделается посмешищем и притчей для каждого; завидовавшие ее высоте осудят ее падение; хуже того, запятнают ее прошлое, уверившись, что она и прежде была у раба в подчинении. От нее отступится все сонмище знати, оскорбленное ее предпочтением, и не станет скрывать презрения. Даже рабы не будут ее чтить, видя, что грань меж ней и ними перестала быть заветною; она лишится всех выгод, которые он ей сулит, и претерпит все ущербы, которые он думает предотвратить.

Домоправитель слушал ее с потупленным взором, а когда она кончила, по долгом молчании поднял глаза и спросил, что она скажет, если знать согласится на такой брак. – В сем случае, отвечала женщина, я за тебя выйду. – Домоправитель, поклонясь, покинул ее покои. Он входил к каждому из тех, чье имя чтилось в городе, и склонял их на свою сторону, суля золото, серебро, самоцветы, беспокойную пышность санов, безмятежную свободу от должностей, тучные поля, богатую охоту, дорогой выезд, все, чем мог привлечь их сердце; он льстил их тщеславию, восхвалял их леность, ценил пристрастия, умел быть и смиренным и развязным, обращался с каждым, как с единственным, и уходил из всякого дома, заручившись прочной благосклонностью его хозяина. Настал день, когда избранные мужи явились к вдове с просьбою их выслушать. Они сказали, что муж ее умер и оставил ее без детей и попечения; что заботы, ей представляющиеся ежедневно, не таковы, какие можно нести женщине; что они единодушно советуют ей выйти снова замуж, ибо положенный срок траура прошел, а жизнь требует распоряжения. Вдова кротко выслушала их и отвечала, что даже если бы это и не входило в ее намерения, почтение и рассудок велят ей послушаться; однако она оставляет это их благоусмотрению: пусть назовут человека, достойного войти в ее спальню, не возмутив тени ее покойного мужа. Тогда от среды вельмож выступил один старец, почтенный и благоразумный, и молвил, что природа никого не делает рабом, раздавая свои дары безразлично к званию каждого; что добродетель нельзя получить по завещанию; что слава предков лишь бесчестит того, кто не в силах ее обновлять, в то время как о доблестном человеке низкого рода можно сказать, что он родился, как феникс, сам от себя; он помянул рабов, потрясавших землю, и солдат, делавшихся государями; наконец он назвал имя ее домоправителя. Вдова помедлила и согласилась с общим советом.

Назначили свадьбу. Пышность ее была такова, что злоречивые молчали в изумлении. Божество самое взыскательное, будь для него устроен праздник с такими издержками, было бы довольно. Домоправитель, наследовавший дом и ложе умершего хозяина, казался величественней любого вельможи. Когда утихло торжество и утомленные гости потянулись с шумною головою по домам, опершись на раба, новый хозяин с ясным лицом шел, провождаемый факельщиком, в брачный чертог, где ждала его стыдливая супруга, как вдруг старая болезнь охватила его и свалила наземь. Тело его содрогалось, изо рта точилась слюна. Вопль встал в доме, набежала челядь; хозяйка, в ужасе узрев мужа, павшего замертво, заперлась в своих покоях; в стенаниях она раздирала ризу на груди и терзала свое лицо ногтями.

Между тем как потрясенный дом оплакивал владыку, к нему мало-помалу вернулся дух. Он приподнялся, смутно глядя, как в окружающих лицах горе мешается с удивлением, и спросил, где его жена. Его привели к запертой двери. Он постучал, ласково говоря, что печалиться не о чем, он жив и здоров. Ему не открыли. Долго пришлось ему стоять у двери и стучать, прежде чем жена ему отворила. Он пытался успокоить ее и утешить, но она не хотела утешения; он думал льстить ей, но она отвечала ему горькими попреками; он восхвалял ее знатность – она поносила его подлое родословие. Тревога и скорбь превратились в ней в презрение; она проклинала день, когда послушалась его увещеваний, позволив ему опозорить ее дом своим рабством, а ее спальню – своими немощами. Супруг внимал ее бешенству терпеливо, надеясь, что оно рассеется, но оно не слабело. Он смиренно просил выслушать его. Получив холодное позволение, он сказал, что не болезнь бросила его наземь с пенящимися устами и что мукам, им претерпенным, причиною не жалкие недуги и не стыдные пристрастья: с небес сошла на него сила, какую нельзя снести человеку. Ангел Божий явился открыть ему будущее: пусть же она выслушает с благоговением то, что он с благоговением принял. – Бог через Моисея дал людям закон, которого они не исполнили. Нас связал закон смерти; мы жили в изгнании и рассеянно вспоминали об отчизне, чтобы сменять тяжелые грехи блудливым покаяньем. Господь сжалился над нашей тяготой: Он послал Сына Своего искупить и обновить нас. Сын Божий, во всем подобный нам, кроме греха, сошел в преисподнюю, дабы вывести нас, и дал нам закон любви, упразднив закон смерти. Но люди блудодействуют и ныне; сердце их полно несказанной скверны; оно как загон, в котором умер весь скот. Ангел пришел возвестить ему, что близок новый завет, когда люди узрят грех внутри и извне, и всякое действие благодати, и Духа Святого во всей полноте; ему от Бога доверено проповедать оный.

Она сказала ему: лжец, полный коварства, я слушала тебя терпеливо, надеясь, что хотя бы теперь ты скажешь мне правду; если б я знала, что ты вновь затеешь меня дурачить, я бы приложила к изъянам, дарованным тебе природой, те, которые может женщина причинить мужчине. – Я знаю, возразил он, что моим словам трудно верить: я дам тебе свидетеля. Ты знаешь славного отшельника, живущего в горах недалеко от нашего города: люди приходят просить его советов и прорицаний, и не было случая, чтобы ложь сошла с его уст. Ни подкуп, ни страх его не смутят; это столп незыблемый. Пойдем к нему: если он будет мне противоречить, можешь растерзать меня на части. – Пойдем завтра, отвечала она.

Ночью он отправился к отшельнику и сказал: три или четыре года тому, как я впервые пришел к твоей святой пещере. Ты сказал, что по моей вине