Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о Русской Америке - Оуэн Мэтьюз

простым». Внутри было мало мебели, а глинобитный пол был посыпан соломой. Но большая семья начальника гарнизона казалась сплоченной и счастливой. «В сердцах этих добрых и достойных людей жили гармония и самые дружеские чувства», – замечает Лангсдорф. Жена дона Аргуэльо Мария Игнасия приняла гостей «крайне вежливо и дружелюбно», а поклониться именитому гостю вышли одиннадцать из тринадцати детей почтенной четы.

Старшую дочь звали дона Мария де Консепсьон Марселла Аргуэльо. В семье ее звали Кончитой – и именно под этим именем девушка вошла в историю. Ей было пятнадцать лет. Брат Кончиты писал, что его сестра – «это краса обеих Калифорний»[74]. Кончита была высокой, стройной, с красивыми женскими формами и светлой кожей, как и все представители испанского правящего класса. Ее мать была племянницей первого сomandante Сан-Франциско, а когда Кончиту крестили 26 февраля 1791 года, начальник соседнего гарнизона в Сан-Диего стал ее крестным отцом. Проводивший обряд крещения падре записал, что девочка является шестьдесят пятым ребенком, рожденным в колонии с момента ее основания. В небольшом поселении почти на краю света Кончита считалась аристократкой.

Лангсдорф мгновенно воспылал к девушке страстью. «Она выделяется величественной осанкой, черты лица прекрасны и выразительны, глаза обвораживают. Добавьте сюда изящную фигуру, чудесные природные кудри, чудные зубы и тысячи других прелестей. Таких красивых женщин можно сыскать лишь в Италии, Португалии или Испании, но и то очень редко»13, – пишет он. Резанов не видел европейских женщин со времени отплытия с Камчатки. Кончита ему тоже очень понравилась, и он понял, что «не может оторвать от нее глаз».

Семья Аргуэльо накормила русских гостей простым обедом, «красиво поданным на, совершенно очевидно, самом настоящем серебре. Оказывается, этот дорогостоящий американский металл встречается в самых отдаленных уголках испанских владений»[75]. Подавали баранину, салат, овощи и фрукты, молоко и белый хлеб. Истосковавшихся по свежей пище русских еда поразила еще в большей степени, чем серебро, с которого они ели: «Мы так давно не пробовали столь вкусных блюд»14.

Во время обеда Резанов сказал испанцам несколько полуправд. К примеру, что приказал «Надежде» и «Неве» отправиться в Россию и что «в прошлом году император сделал его наместником всех американских территорий Его Величества… и вот я, наконец, решил посетить Новую Калифорнию, чтобы поговорить с губернатором соседних с нами земель на темы, представляющие взаимный интерес». Чтобы информация о том, что он явно наговорил лишнего, не дошла до Александра I через посредников, Резанов отписал государю: «Ваше Величество, я сказал это не для того, чтобы похвалиться, а для того, чтобы произвести благоприятное впечатление на испанцев и подчеркнуть важность наших северных владений. Только для этих целей я сказал им, что являюсь comandante. Я поступил так для того, чтобы защитить благополучие и интересы нашей державы». Это письмо будет отправлено позже, а после первого визита в крепость Резанов написал вежливое письмо генерал-губернатору Калифорнии с просьбой разрешить ему приехать и лично засвидетельствовать свое почтение, и это письмо было отправлено курьером в Монтерей.

Пока гости обедали, на «Юнону» отвезли свежие продукты. После всех лишений, которые пришлось пережить, щедрость испанцев казалась непостижимой. Еще бы, команда получила четырех быков, двух овец, лук, чеснок, салат, капусту, бобы и даже свежие вишни! Еда придала людям сил, и когда Резанов вернулся вечером на корабль, то увидел, что матросы драят вонючий и грязный полубак, причем без всякого понуждения. Впервые с того момента, как он прошлым летом покинул Кадьяк, Резанов мог заснуть спокойно, не опасаясь, что корабль может разбиться о скалы или что всю команду перебьют злобные тлинкиты.

На следующее утро, солнечное и ветреное, на берегу появился дон Луис Аргуэльо. Он привел лошадей и пригласил Резанова, Лангсдорфа, Хвостова и Давыдова посмотреть католическую миссию Долорес де Сан-Франциско, расположенную примерно в полутора километрах от крепости «в совершенно пустом месте, поросшем низкими кустами»15. Несмотря на то что гости монахов были православными, францисканцы приняли их очень радушно. Гостям показали коллекцию «церковной утвари и реликвий», которая скорее всего была не особенно впечатляющей, и провели службу. Лангсдорф подружился с «нашим Цицероном, отцом Урией, умным и хорошо информированным человеком», который, как и сам ученый, интересовался вопросами естествознания. Занятно, что Святые Отцы знали о том, что происходит в мире, больше, чем испанские офицеры и местная знать, потому что по тогдашним правилам миссионеры служили в колониях десять лет, после чего должны были возвращаться на родину, и ежегодно в вице-королевстве менялось до трехсот священников.

После прогулки все вернулись в крепость на горячий шоколад с медовыми пирогами, и вот тут Резанов не ударил в грязь лицом. Всем присутствующим, и мужчинам и женщинам, раздали «ценные и соответствующие их чину» подарки для того, чтобы «показать нашу щедрость и продемонстрировать богатство». Резанов прекрасно понимал, что от него требовалось «скрыть от испанцев нужду и сложности, которые мы пережили и о которых, увы, им уже наверняка сообщили бостонские купцы»16.

Русские провели на берегу всего один день, но успели убедиться, что Калифорния действительно является плодородным краем, с которым не может сравниться ни Русская Аляска, ни даже большая часть материковой России. Но испанское правительство всегда с большим подозрением относились к иностранцам и начиная с XVI века очень строго запрещало любую торговлю с ними. Американским кораблям вообще не разрешалось посещать порты в испанских владениях, а русских гостеприимно приняли только лишь потому, что так приказал Мадрид. Однако запрет на торговлю распространялся и на русских. И вот именно эту установку Резанов очень сильно хотел изменить.

* * *

Колониальная политика Мадрида была во всех смыслах средневековой. Испанцы управляли Новым Светом как феодальным леном. Землей владели испанская корона, церковь и крупная аристократия, которая подчинялась вице-королю. Испанские власти с большим недоверием относились к представителям третьего сословия – купцам и городским жителям, то есть к тем, кто совершил революции в Европе и Америке. Крестьяне землей не владели, и их жизнь в колониях мало чем отличалась от жизни рабов. К сожалению, даже самый известный южноамериканский революционер Симон Боливар во многом разделял средневековые взгляды. В XIX веке, после серии революций, бывшие испанские колонии стали свободными государствами, но ими управляли олигархи, и такое положение вещей сохранилось в XX веке. Если же мы обратимся к другой фигуре – Джорджа Вашингтона, – то он, напротив, опирался на мелких землевладельцев и купцов и стремился создать государство с коллективной системой управления.

Общим для России и Испании было не только то, что в этих странах управляли реакционные правительства: и там, и