Каждому свое - Елена Евгеньевна Съянова

– Танки подойдут утром, – сердито бросил Кейтель и снова ткнул жезлом себе в фуражку.

Лей глядел в окно на поразительно слаженную и спокойную атмосферу штабного дворика 12-й армии, окруженного подстриженными кустами акаций. В свете прожекторов не было видно раскрывшихся почек, слышался только их запах, перебивавший даже запахи бензина и гари. Весна…

Фельдмаршал отбыл.

– Лучше не задавайте вопросов, генерал, – сказал Лей, – а то вам станет совсем тошно. Утром к вам действительно подойдет небольшой отряд, с которым вы Берлин не возьмете, но сможете хотя бы послать его к Потсдаму. Я сначала сам хотел им покомандовать, но потом передумал.

Венк потер виски. От усталости, боли, абсурдности происходящего он не мог понять, что говорит ему рейхсляйтер. Лею стало стыдно.

Вместо того чтобы выслушивать панический бред Кейтеля и пошлый сарказм Лея, Вальтеру Венку – этой последней надежде гибнущего рейха – нужно было сейчас хотя бы немного поспать, чтобы утром, собрав остатки сил, начать делать невозможное. (И сделать! К 26 апреля вплотную подойти к Потсдаму, продержаться до 2 мая, отбиваясь от американцев, дождаться прорывающихся к нему частей гибнущей 9-й армии Буссе, а затем с двумя армиями и несколькими тысячами беженцев быстро повернуть на запад, аккуратно переправить людей через Эльбу и 7 мая достойно сдаться американцам, не потеряв больше ни одного человека.)

– Пойдемте, генерал, я вам кое-что покажу, – сказал Лей, который по себе знал, что такое работать с недолеченными переломами ребер, изображая из себя здорового человека. Он заставил Венка лечь и показал ему такое положение, в котором можно было уснуть без адской боли в спине и боках. Сейчас это было лучшее, что он мог сделать.

Лей не собирался ни героически погибнуть в бою, ни попасть в плен, однако перемещаться по охваченной боями Германии он предпочитал без самолетных и танковых «эскортов» (и шпионов Гиммлера). Он приказал приготовить ему «Шторх» на испытательном аэродроме в Рехлине и своим сотрудникам – дожидаться его там, а сам с двумя адъютантами отправился на двух автомобилях.

Выехали еще затемно. Автострада оказалась забита колоннами военных и гражданских машин, с выключенными фарами – грузовики, мотоциклы, повозки с лошадьми, фургоны – все это едва тащилось; люди буквально задыхались от выхлопных газов, теряли сознание прямо за рулем.

Мощные «мерседесы» рейхсляйтера вытянули объезд по разбитым техникой и бомбами полям и, сделав крюк, снова выбрались на шоссе. Здесь тоже двигалась колонна, но в основном из пеших беженцев. Несколько часов назад на большой высоте над ней прошли английские бомбардировщики и сбросили оставшиеся после обычной теперь ночной бомбежки Берлина тяжелые бомбы: бесцельно, куда попало, просто чтобы избавиться от неизрасходованного груза. Попало… в самую гущу. Огромная воронка чернела в центре автобана, как раз в том месте, куда выехали «мерседесы». Воронку объезжали и обходили, стараясь не глядеть внутрь. Но по краям ее тоже лежали люди – убитые и раненые, еще живые.

К «мерседесам», сбавившим скорость, чтобы объехать воронку, метнулась женщина, забила ладонями в стекло. Адъютант, приоткрыв дверцу, послушал, что она кричала.

– Что случилось? – пробормотал Лей, спавший на заднем сиденье.

– Просит пристрелить кого-то… О Господи! – адъютант быстро захлопнул дверцу. – Да у нее там… мальчишка…

Лей посмотрел в окно машины. На обочине, метрах в двадцати от края воронки, прыгали и визжали две девочки, а около них лежал на боку мальчик лет тринадцати, рядом с кучкой чего-то красно-синего. Лей присмотрелся. У ребенка был осколком разворочен живот. Девочки тоже были в крови; их белые одинаковые переднички оказались по-разному раскрашены красным.

– Ради бога, господин офицер… ради бога, – кричала мать, стуча в окно машины. Увидев вышедшего Лея, она кинулась к нему, уже без слов, показывая в сторону детей.

Мальчик был жив, он дышал и скрипел зубами. Он только издали выглядел ребенком: вблизи у него было лицо старика. Очевидно, он лежал так уже два или три часа, и столько же мать и сестры сходили возле него с ума.

Все понимали, что это агония, которая страшно затянулась.

– Уберите их, – велел адъютантам Лей.

Один поднял и унес девочек; другой, обхватив правой рукой голову женщины, повернул к себе ее лицо.

Лей, опустившись на колени, быстро вложил в полуоткрытый рот ребенка капсулу, которую дал ему фюрер, и ладонями сжал ему челюсти. И почти сразу ощутил на своей руке долгий выдох облегчения.

Он снял куртку, завернул в нее тело и отнес к «мерседесу».

– Садитесь на заднее сиденье с детьми, – сказал он женщине. – Я поеду в другой машине и повезу вашего мальчика.

Через час езды их догнали мотоциклисты из подразделения связи 12-й армии и предупредили, что впереди, примерно в километре отсюда, к шоссе вышли русские танки. Они пока стоят, но эта дорога к Рехлину перерезана.

Аэродром был уже близко; вокруг него три дивизии СС намертво держали оборону.

Колонна беженцев продолжала двигаться. Русские танки встали не на самом автобане, а растянулись цепочкой по полю, перекрыв кратчайший путь на Рехлин, между двух рощ, на случай, если какие-то части станут прорываться к аэродрому. На самом шоссе стояли русские посты; пропускали детей, женщин и стариков. Было ясно, что двухметровых красавцев-адъютантов Лея они едва ли не заметят, как и самого рейхсляйтера.

– Сделаем так – возвращайтесь со связистами в штаб, оттуда самолетом сразу в Бергхоф, – приказал Лей. – А я один доберусь до Рехлина. И… только пикните мне оба! – рявкнул он на побелевших адъютантов. – Быстро в мою машину!

Он перенес тело мальчика в «мерседес», где сидела мать с дочерьми и, едва не сбив бросившихся наперерез адъютантов, дал газ, направив машину через поле, прямо на цепь русских танков.

Танкисты с удивлением глядели на эту мчавшуюся к ним по полю машину, ничего не предпринимая. И только когда «мерседес» остановился метрах в десяти от тридцатьчетверки, с брони спрыгнули двое танкистов и взяли автоматы наперевес.

В «мерседесе» отворилась дверца, как бы приглашая заглянуть внутрь.

Русский майор заметил через боковое стекло только одно женское лицо и подошел ближе. Он сразу увидел эту женщину с остановившимся взглядом, судорожно прижимающую к себе двух перемазанных кровью девчушек, мужчину за рулем, а рядом, укрытого курткой мертвого мальчика с побуревшими от крови голыми ногами в спортивных ботинках. Мужчина медленно повернул голову и посмотрел на русского. Это был странный взгляд – смесь усталости и любопытства. Майор захлопнул дверцу и махнул своим рукой. Он подумал, что на аэродроме, конечно, есть какая-нибудь медчасть, а эти маленькие девочки в машине, похоже, ранены…

Пока Лей всеми способами пытался отделаться от шпионов Гиммлера, сам рейхсфюрер вел