Франя - Илья Бровтман

class="v">Однако Франя, словно в сказке

С годами стала красивей.

Она почти совсем созрела

Дарить любовь. Пришла весна.

Уже рвалось из платья тело,

Но тут нагрянула война.

VI

Такое время. На дороге

За каждой ямой шёл овраг.

Стоял как туча на пороге

Коварный и жестокий враг.

Вошёл без спроса и без стука

Непрошенный незваный гость.

Принёс страдания и муки,

Нужду, предательство и злость.

Опять по Виннице ходила

Старуха чёрная с косой.

Очередная злая сила

Грабёж чинила и разбой.

Ещё не ведали евреи

Какой их ждёт коварный рок.

А с чёрной свастикой злодеи

Нажать готовились курок.

Твердил всё время Кремль лукавый,

Что лучше немцев нет друзей.

И обрекали на расправу

Еврейских женщин и детей.

Те, кто в «гражданскую» пожили,

Любили вспоминать порой

О том, что немцы приносили

Стране порядок и покой.

После того, что сделал Сталин,

Когда дрожал и мал, и стар,

Не очень люди представляли

Что что-то есть страшнее нар.

«Майн Кампф» в стране социализма

Никто в то время не читал.

Кровавой сущности нацизма

Пока никто не осознал.

Мечтал усеять землю нашу

Костьми евреев и цыган.

И долю не намного краше

Он уготовил для славян.

Поляков серой биомассой

Назвал усатый сумасброд.

Считая их никчемной расой,

Решил использовать как скот.

Для коммуниста Николая

Такие помыслы ясны.

Семейство Франино спасая,

Решил уехать в глубь страны.

Успеть, пытаясь к эшелону,

Занялся сборами весь дом.

Но вдруг звонок по телефону

Явиться приказал в обком.

Там объяснили, что подполью

Он нужен, знающий печать.

Вот и придётся с хлебом, солью

Ему агрессора встречать.

Сменились планы Николая.

Придя, домой, поведал он:

— Мы никуда не уезжаем,

Без нас умчится эшелон.

В тревоге Винница молчала,

Бежали прочь большевики,

Когда со стороны вокзала

Вошли тевтонские полки.

На мостовой искрился камень,

Чеканил кованый каблук.

И развевался над домами

На флаге свастики паук.

А Николай всю эту свору

Встречал, кивая головой.

Ведь для него немецкий говор

Был так же ясен как родной.

Он был прекрасным полиглотом,

Не зря гимназию кончал.

А Гейне, Шиллера и Гёте

Он без запинки повторял.

Так, став прислужником фашистов,

В глазах людей видал упрёк,

Но по приказу бургомистра

Печатал «Винницкий листок».

В нём славил вермахт и люфтваффе,

Победу немцев предрекал.

И даже гнусное гестапо

Перед народом восхвалял.

Рассказывал: ворвутся вскоре

В Москву, падёт советский строй.

А в это время на заборе

Висел листок совсем другой.

Листовка эта сообщала,

Что рано петь за упокой,

И уничтожено немало

Фашистских полчищ под Москвой.

Не помышляя о параде,

Дрожит от холода солдат.

Град на Неве зажат в блокаде,

Но не задается Ленинград.

Листки срывают полицаи,

И разгоняют горожан,

Площадной бранью покрывая

Неугомонных партизан.

Но появляются листовки

Наутро снова там и тут.

Солдаты бегают неловко,

Читать спокойно не дают.

Чтоб винничанин помнил волю,

И новостями тешить люд,

Пришлось глубокому подполью

Прикладывать немалый труд.

Вначале, правила нарушив,

Как злоумышленник смутьян,

Включать приёмник и послушать

О чём расскажет Левитан.

Шрифты, бумагу, краски прятать.

Собрать всё это и хранить.

Потом листовки напечатать,

И их расклеивать в ночи.

И всё под носом у гестапо.

Ведь нужно мужество иметь.

За все деяния расплата

Одна от оккупантов — смерть.

А шеф гестапо очень лютый.

Матёрый, хитрый как шакал.

Он был палач страшней Малюты,

Но Николая уважал.

К нему захаживал частенько.

Беседовал и пил с ним шнапс.

Рассказывал, что он в застенках

Казнил подпольщиков не раз.

Ходил к ним часто штурмбанфюрер,

Всё о картинах говорил.

И утверждал, что Альбрехт Дюрер

Его полотнами пленил.

Вести беседы с братом Колей

Любил по вечерам фашист.

И о возвышенном глаголил

Заплечных дел специалист.

Они о Гёте рассуждали,

Читал стихи на память брат.

А под полом стоял в подвале

Ручной печатный агрегат.

На нём печатали листовки

Ночами, не жалея сил.

Потом связной — племянник ловкий

Их к партизанам относил.

Гестаповцы быстрее пули,

Обшаривали весь квартал,

Но дом проверить не рискнули,

Где штурмбанфюрер пировал.

По порученью Николая,

Носил листовки в рюкзаке.

Час комендантский нарушая,

Их Митя прятал в тайнике.

Сын Франи, словно в голодовку,

Дуря колхозных сторожей,

Меж патрулей пролазил ловко,

В любую щель, как скользкий змей.

Через забор перелезая,

Или какой ни будь плетень,

Бесшумно, будто кот ступая,

Скользил по улицам как тень.

Однажды днём патруль зацапал,

И Митя не сумел сбежать.

Приятель брата, шеф гестапо,

Не взялся парня вызволять.

Он разошёлся, утверждая,

Что ждёт парнишку чистый дом,

Обед, постель и честь большая —

Рейх укреплять своим трудом.

Он говорил высокопарно,

А в жизни всё наоборот.

И молодёжь в вагон товарный

Грузили как рабочий скот.

Осталась Франя с дочкой Надей,

Хоть от отчаянья кричи.

Поехал сын пахать на дядю

В долину Рейна за харчи.

Она сама сменила сына.

Чтобы припрятать в тайнике,

Несла с листовками корзину,

И возвращалась налегке.

Оставив тайный груз в кладовке.

Чтобы курьер их забирал,

Не представляя, кто листовки

В секретный приносил подвал.

Когда немецким детективам

Удалось выследить подвал,

Курьер, согласно директивам,

Сигнал секретный передал.

Засада просчиталась малость,

И шустрый парень был таков.

В итоге у врагов остались

Всего лишь несколько листков.