Военная знать ранней Византии - Евгений Павлович Глушанин

проникновения на должности сенаторских карьер представителе новой знати, многие из которых влились в ее ряды через военную службу. Последнее относится и к всадничеству[67] и к homines novi, число которых как среди офицерства, так и среди новой знати заметно возросло, начиная с Флавиев. Военная служба стала для этих двух категорий также средством обретения консулата, который, как правило, предоставлялся уже легатам-преториям, т. е. наиболее способным офицерам, в том числе и невысокого социального происхождения (например, Гельвий Пертинакс[68], Авидий Кассий), при ее помощи достигали статуса знатности. Однако в I–II вв. устойчивые династии высших офицеров не складывались: если сыновья военачальников, сумевших из простых солдат и центурионов подняться до сенаторского достоинства, еще пытались сделать карьеру в армии, то их внуки, как правило, избегали военной службы[69]. Правительство, имея вполне профессиональный корпус офицеров в лице центурионов, примипилов и офицеров всаднического cursus honorum, обладало полудилетантской армейской верхушкой[70].

Отчасти это противоречие в ходе крупных кампаний снималось с помощью института amici et comites Augusti, избиравшихся императорами из числа наиболее опытных администраторов и военных. Количество их, и особенно военных среди них, не было постоянным, но определялось характером и целями путешествий и походов императоров. Если при Юлиях-Клавдиях сенаторов внутри comites стремились как-то обособить от лиц другого происхождения (Suet. Tib.46: разделение comites на три класса pro dignitate с соответствующей разницей в оплате), то, начиная с Флавиев, comites становятся однородной в правовом отношении группой советников и сподвижников принцепса. Резкое увеличение опытных военных среди comites приходится на правление Марка Аврелия в связи с Маркоманнскими войнами и столкновением с Парфией[71]. По инерции использование комитов в качестве паллиативного средства военной политики продолжалось и при Северах, хотя количество их и сократилось. Реформы Септимия Севера, резко повысившие шансы центурионата на продвижение по службе и увеличившие число всаднических praefecti legiones, тем не менее существенно не изменили принципы комплектования высшего военностратегического руководства. С одной стороны, adlectio всадничества, ставшее при Северах обычной практикой, довольно четко обозначило в сенате начала III в. viri docti, litterati, φρονιμότατοι и viri militates, στρατηγικότατοι, причем это членение сенаторов, карьеры которых больше были связаны или со службой гражданской в Италии или с военной службой в провинциях, соответствовало разнице в их социальном происхождении: nobiles-homo novus. С другой, просопографическое изучение северовского сената показало, что структура сенаторского cursus honorus — чередование военных и гражданских должностей — осталась в основе нетронутой и потому “отчетливо выраженный тип военного в III в. должен был, как правило, рассчитываться на большее количество преторских легаций, чем раньше, поскольку имевшийся в наличии у императоров резерв способных и готовых к солдатскому ремеслу сенаторов стал заметно меньше”[72].

В какой-то мере это обстоятельство в условиях периодического возникновения сразу нескольких фронтов подталкивало к частичным административным экспериментам, выливавшихся в появление временных экстраординарных структур власти в провинциях. Принцепсы доверяли командование в комплексе провинций в первую очередь своим родственникам, либо лично возглавляли крупные экспедиции, опасаясь узурпации даже с их стороны. Усиливающаяся со второй половины II в. внешнеполитическая нестабильность вызывала повышенное беспокойство провинциального населения, требовавшего к себе большего внимания и новых мер обеспечения безопасности со стороны центрального правительства. Пропагандируемая принципатом, особенно во II в., забота о провинциях и персональный характер связи императоров и провинциалов породили особый социально-психологический феномен — стремление провинциального населения добиться возможно более постоянного присутствия в их регионах носителей императорской власти и инсигний, поскольку в этом оно усматривало шанс выжить в условиях внешней угрозы[73]. При возникновении или опасности возникновения нескольких фронтов все эти факторы вызывали к жизни императорскую коллегию, в которой изначально складывалась внутренняя иерархия, либо находившая выражение соподчинения в титулатуре (август-цезарь), либо маскировавшая отношения старшинства одинаковыми рангами[74]. Уже первый пример такого рода (август Веспасиан — цезарь Тит; коллегию Гальбы — Пизона не учитываем, т. к. она просуществовала лишь четыре дня) отчетливо продемонстрировал переплетающуюся с династийными факторами военно-политическую необходимость ее возникновения. Провозгласив в конце 69 г. Тита цезарем, Веспасиан, сам выступив против Вителлия, оставил сына во главе войска, т. е. фактически с проконсульским империем, для завершения осады Иерусалима (Dio Cass. 66. 1. 1; Тас. Hist. II. 79; Suet. Tit. 6. 1: particeps et tutor imperii). Марк Аврелий избрал соправителем в 161 г. Луция Вера, “более пригодного для воинских дел”, женил на своей дочери и отправил воевать с парфянами (Dio Cass. 71. 1. 3); иными словами, Вер в ранге августа получил imperium maius над восточными провинциями империи. В этой модели были соблюдены все необходимые условия и для успокоения провинциалов, и для обеспечения лояльности экстраординарного командования: член императорской коллегии, имевший резиденцию в Антиохии (Dio Cass. 71. 2. 2), управлял Востоком и вел войну через своих комитов и легатов (SHA, Verus 7. 9). Однако вскоре после окончания войны и смерти Вера Марк Аврелий попытался ввести новый элемент в эту структуру власти, предоставив высший империй на Востоке лицу, не обладающему рангом ни августа, ни цезаря. Авидий Кассий, получивший полномочия Вера (Dio Cass. 71. 3. 1: της Ασίας άπάσης έπιτροπευειν), был известен провинциалам как талантливый полководец и фактический командующий в парфянской войне 162–166 гг. (Ibid. 71. 2. 2). С достаточным основанием считают, что наделение Авидия Кассия imperium maius было мотивировано предполагаемым новым парфянским вторжением[75]. На вопрос, удался ли эксперимент Марка Аврелия по созданию экстраординарной военной структуры в обоих ее вариантах — при замещении ее императором и провинциальным легатом, — думается, следует ответить положительно. В случае с Луцием Вером, помимо умиротворения провинциального населения, было быстро обеспечено оперативное руководство войсками целого региона, не запрашивая всякий раз разрешения Рима на каждую отдельную военную акцию. Эффективным и надежным оказался также опыт управления войсками Востока администратором, не связанным фамильными узами с правящим домом. Официальный статус Авидия Кассия был противоречив: будучи только легатом Сирии, он одновременно стал командующим, кроме сирийских, легионами других восточных провинций, т. е. фактически речь идет при том, что прочие легаты сохраняли свои функции гражданского управления, о разделении военной и гражданской власти на уровне целого региона. До известной степени это неизбежное противопоставление разных наместников явилось гарантией против узурпации. В самом деле, Авидий Кассий довольно долго сохранял лояльность (166–175 гг.) и на узурпацию в 175 г. его толкнуло прямое предложение Фаустины, жены Марка Аврелия, принять на себя власть ввиду того, что император тяжело болен и вскоре умрет (Dio Cass. 72. 22. 3). Сама узурпация была негативно воспринята на Востоке и среди легионов, и среди гражданского населения уже потому, что ни в центре,