Военная знать ранней Византии - Евгений Павлович Глушанин

Однако значение эксперимента[76] для последующих и политико-административных мер правительства при складывании чрезвычайных военных ситуаций, и для самостоятельных поисков решения той же проблемы в провинциях было огромным. В известной мере, оба варианта административного эксперимента Марка Аврелия, активно использовавшиеся в конце II и в III вв., были прямым прецедентами будущих моделей государственного и военного строя Поздней империи, существовавших либо в чистом, либо в смешанном виде. Наиболее законченным воплощением варианта Марк Аврелий-Луций Вер стала тетрархия; полномочия Авидия Кассия во многом напоминают будущие региональные магистерии поздней античности.

Практиковалась и такая форма экстраординарного командования, как направление префектов претория, которым фактически делегировался imperium maius, для решения крупной военной задачи, после чего они, как правило, возвращались в столицу. В этом собственно и состоит отличие от долговременных чрезвычайных полномочий (можно сказать, долгосрочной многофункциональной охраны целого региона), которыми обладал Авидий Кассий. В качестве одного из ранних примеров такого рода можно сослаться на миссию префекта претория Перенна при Коммоде во время войны в Британии (SHA. Comm. 6. 2).

Чрезвычайные командные посты периодически возникали во II в. в процессе временного складывания экспедиционных корпусов, состоявших из легионных вексилляций. Командующие этими корпусами обозначались как duces[77] и фактически не были связаны ни с какими гражданскими структурами власти, подчиняясь только императору. Начиная с Северов, практика использования вексилляций учащается; в III в. военная необходимость приводила к тому, что вексилляции не успевали возвращаться в свои легионы, постепенно превращаясь в самостоятельные армейские единицы[78]. Соответственно экстраординарные должности командующих экспедиционными войсками постепенно становятся административной нормой. Этот процесс был характерен не только для формирующихся мобильных сил нового типа, но и для войск пограничья. В наиболее угрожаемых секторах границы правительство пошло на создание независимых от легатов провинций армейских подразделений и, соответственно, офицерства (также в ранге duces), как это было в Келесирии уже при Северах[79]. Таким образом, к началу III в. система чрезвычайных военных должностей, сглаживавшая недостатки полудилетантского армейского руководства империи путем привлечения наиболее опытных офицеров всаднического и более низкого социального происхождения, зарекомендовала себя в качестве довольно эффективного инструмента военной политики, что приводило к постепенной институтизации ее отдельных элементов. Септимий Север, например, распространил египетскую модель легионного командования, всадническую praefectura legionis, на ряд новообразованных легионов[80]. Однако политический кризис, разразившийся после 235 г., фактически прервал процесс институтизации экстраординарных высших военных должностей при том, что практика их применения резко участилась и была распространена на большинство провинций. Затяжной характер кризиса вел к серьезной трансформации всей военной организации и в том числе ее высшего эшелона. Процесс “административной революции”, довольно скоро приведший к доминированию экстраординарных над конституционными командными институтами принципата, подстегивался взаимопереплетающимися реформационными мерами центрального правительства и спонтанными действиями провинциального населения и легионов, что соответствовало структуре политического кризиса 235–284 гг.

Солдатский мятеж против Александра Севера, как считают, явился отражением недовольства населения Иллирика тем, что центральное правительство не смогло обеспечить его безопасность от варварских вторжений. Исследование экономики и социальной структуры дунайских провинций выявило тесную взаимозависимость интересов мелкого иллирийского крестьянства и армии, в массе своей рекрутировавшейся из местного населения. Мир в регионе означал гарантированное развитие и аграрной экономики, и неземледельческих промыслов приграничных районов[81]. Общность интересов легионов и населения по необходимости гарантий безопасности их имуществ превратила армию Иллирика в серьезный фактор политической жизни империи. Так, в течение уже первой войны с Сасанидами переброшенные на Восток иллирийские легионы, узнав о том, что германцы в их отсутствие грабят дунайские провинции, потребовали от императора немедленного возвращения к местам их постоянного квартирования (Herod. VI. 4. 3; 7. 2). Раздраженные неэффективностью действий Александра Севера против германцев (Ibid. VI. 7. 9) солдаты выдвинули своего императора, чем был дан толчок длинной цепи локальных узурпаций, инспирируемых в известной мере также, по выражению А. Мочи, “регионально сгруппированной иллирийской военной хунтой”[82]. Центральное правительство, овладев ситуацией после устранения Максимина Фракийца, приблизительно до 244[83] или 248 г.[84] старалось обойтись без каких-либо заметных новшеств в военноадминистративном устройстве Иллирика, однако около указанного времени под давлением обстоятельств было вынуждено пойти на чрезвычайную и политически опасную меру: объединить ряд балканских провинций (обе Мезии, обе Паннонии, Дакию) в один оборонный комплекс, ducatum, с подчинением всех войск на их территории одному командующему. Отличие от прежних экстраординарных командований в этом регионе (Кв. Марций Турбон в 118 г. — SHA. Hadr. 6. 8; M. Клавдий Фронтон в 168–170 гг.) состояло не только в больших географических размерах, но и в длительном, настойчиво повторяющемся их употреблении. Но институтизация их не состоялась потому, что почти каждое такое командование завершалось узурпацией.

Аналогичные процессы параллельно протекали на Востоке и в Галлии. Фактическим командующим в персидской кампании при Гордиане III был его тесть Тимезитей, обладавший довольно обширными полномочиями (SHA. Gord. 23–28). Филипп Араб в 244 г., возвращаясь в Рим, назначил своего брата Приска (Zos. I. 19. 2) rector Orientis (ILS. 8847; 9005), т. е. Восток был также превращен в оборонный комплекс. Примечательно, что и на Востоке предоставление империя не связывалось в первой половине III в. с наделением его носителя императорским титулом, очевидно, из опасения неизбежной, даже по принуждению со стороны провинциального населения, узурпации. Однако надежды провинциалов на харизму своих императоров и на Дунае, и на Востоке вели к повторяющимся новым провозглашениям и, соответственно, к гражданским войнам (Zos. I. 20–28)[85].

Оборонным комплексом стали и рейнские провинции. Постум при Валериане назван Transrenani limitis ducem et Galliae praesidem (SHA. Trig. tyr. 3. 9; Aur. Vict. De Caes. 33. 7; Zos. I. 38. 2: αρχήν έν Κελτοις στρατιωτών έμπεπιστευμένος). Учитывая известную некорректность терминологии SHA, полагают, что более точно полномочия Постума следует определить как praeses Germaniae inferioris et dux vexillationum[86].

Этот порочный круг (невозможность эффективной обороны региона без соединения всех его войск, что в условиях политической нестабильности вело к провозглашению их командующего императором) попытался разорвать Валериан, сделав Галлиена в 253 г. цезарем, а в 254 г., отправившись на Восток, оставил в ранге августа Галлиена управлять западными провинциями. Галлиен фактически сразу возглавил лично походы против варваров на рейнской границе, не передоверив войска и оборону региона в целом своим офицерам[87]. Одновременно продолжился процесс распределения императорской власти между ближайшими родственниками правящей фамилии, главным образом, с целью приближения императорской харизмы к политически нестабильным регионам. Валериана-младшего Галлиен провозгласил Nobilissimus Caesar, определив ему резиденцию в Сирмии; Салонина в том же ранге он отправил на