Народное государство Гитлера: грабеж, расовая война и национал-социализм - Гётц Али

отправил жителям острова продовольственную помощь. «Кроме того, – подытожил Ленц в своем свидетельстве, – [Вагнер обязал] всех участников хранить происхождение обмениваемых предметов в строжайшей тайне. Несмотря на это, из многочисленных рассказов германских солдат я узнал о сделках такого рода»[931].

Только на первый взгляд можно считать депортацию евреев Родоса преступлением, совершенным исключительно из «разыгравшейся мании истребления». Если обратиться к источникам, становится ясно, что вермахт организовал депортацию, потому что она соответствовала их военным намерениям и давала финансовую выгоду. Если задаться вопросом, куда делось имущество депортированных и убитых, ответ таков: их драгоценности, часы, золото и ценные бумаги, одежда, домашнее имущество, содержимое мастерских и лавок оказались в руках нееврейского коренного населения Родоса путем обмена, а выменянные на них продукты – в желудках германских солдат.

Часть IV

Преступления во благо народа

Плоды зла

Убийство евреев с целью грабежа

На первый взгляд кажется, что не произошло ничего необычного, когда в отчете немецкой службы доверительных управляющих в Сербии было отмечено, что «продажа еврейской собственности эффективно использовалась в качестве регулятора цен»[932]. Однако по своей сути это заявление является крайне гнусным. Путем продажи предметов домашнего обихода евреев и конфискованных товаров у еврейских торговцев по всей Европе пробелы в поставках продовольствия (вызванные войной и грабительской алчностью немцев) хотя и не могли быть ликвидированы, но заметно сокращались на короткие периоды времени в определенных регионах. В итоге цены несколько падали (или оставались относительно стабильными) на некоторое время. Это отражает простой базовый механизм рыночной экономики, который немцы регулярно превращали в пропагандистскую фразу о том, что «геттоизация и депортация подавили контрабандный промысел евреев на черном рынке».

С одной стороны, последствия конфискаций собственности жертв привели к положительным сдвигам в снабжении. Экспроприация «предоставила рынку» в большом объеме остро необходимые товары народного потребления, особенно одежду, обувь, мебель и кухонную утварь. Внезапное увеличение предложения (а не якобы подавленный черный рынок) стабилизировало цены. Сюда же добавился и второй, столь же простой экономический механизм: удаление часто значительной (еврейской) части жителей города сокращало круг покупателей, поэтому параллельно с увеличением предложения происходил спад спроса.

На самом деле черным рынком и контрабандной торговлей занимались не евреи, а немецкие солдаты и уполномоченные закупщики германских военных и гражданских служб. Именно они разрушали структуру цен по всей Европе и проявляли сильный корыстный интерес к перекладыванию своей вины на других.

В предыдущих разделах постоянно упоминались офицеры и чиновники германских военных администраций. Во многих местах они организовывали грабежи сами (например, в Бельгии, Салониках, Тунисе или на Родосе). В других оккупированных регионах они подбивали местные власти к экспроприации имущества евреев в пользу вермахта. Так было в Сербии, Франции и Италии. Появление генерала Клемана, советника военной администрации Мертена или главнокомандующего сухопутными войсками генерал-фельдмаршала фон Браухича (который в 1940 году придавал «большое значение полному истреблению евреев») рассеивало всякие сомнения насчет дальнейшего хода событий. Эти люди везде действовали в соответствии с антисемитским лозунгом «Хотите жить – давайте золото».

На дальнейшую депортацию ограбленных евреев из оккупированных стран должны были давать формальное согласие военные и, как правило, предоставлять для этого транспортные средства. И они делали это без возражений. Но не только потому, что ненавидели евреев или потеряли последние остатки совести из-за якобы привычного «слепого послушания немцев». Скорее всего, у них появился свой корыстный интерес к депортации.

Что касается того, в какой степени вермахт был вовлечен в холокост, и спор о том, насколько много солдат принимало участие в отдельных массовых убийствах (или знали о них), может прояснить дело лишь частично. Разумнее рассмотреть структурные моменты, которые, помимо общенационального расового мышления, усилили стремление вермахта к исчезновению евреев. Доказано, что политика «этнического разъединения» и грабежа продовольствия ускорила «окончательное решение еврейского вопроса». Кроме того, постоянно пропагандируемая и раздуваемая мысль о том, что евреи по своей сути всегда являются пятой колонной врага, также способствовала пассивности основной части населения в отношении массовых убийств. Теперь к трем уже описанным в специальной литературе мотивам истребления можно добавить четвертый: заинтересованность военных интендантов в максимально высоких контрибуциях. Она возникла не из личной жадности, а из (профессионально оправданного) намерения военных умов вести войну так, чтобы финансовые затруднения как можно реже сказывались на стратегических планах и состоянии боевого духа войск.

На первый взгляд может показаться, что доля полученных от «деиудизации» дополнительных материальных ресурсов невелика. По сравнению с общим доходом, поступившим в германскую военную казну с 1939 по 1945 год, она, вероятно, не превышала 5 %. Но такая количественная оценка легко приводит к недооценке реальной пользы, принесенной доходами от ариизации. Во-первых, любые дебаты относительно бюджета – будь то в демократическом обществе или между власть имущими при диктатуре – всегда вращаются вокруг максимальных финансовых нагрузок. Это всегда вопрос о том, до какого крайнего предела можно дойти в экономическом плане. Поскольку немецкие эксперты по военным финансам планировали оплатить около 50 % текущих военных расходов за счет кредитов, то каждый доход от конфискации также уменьшал кредитные рамки на сумму стоимости экспроприированного. Так что эффект удваивался (кредиты плюс конфискованное). Исходя из этого несколько «лишних» процентов играли здесь большую роль. Они значительно уменьшили перманентный финансовый кризис и повлияли, например, на то, что налог на алкоголь в Германии не нужно было увеличивать, а выплаты солдатского денежного довольствия – сокращать.

Но важнее вторая точка зрения. Основные денежные потоки от конфискованной еврейской собственности подпитывали германскую военную машину в кризисные 1942–1943 годы: то есть на этапе между началом летнего наступления 1942 года и битвой на Курской дуге летом 1943 года. Наступление в 1942 году должно было привести вермахт через Кавказ в Ирак и отрезать Англию от Суэцкого канала. В 1943 году предстояло нанести решающий удар по Советскому Союзу и таким образом изменить к лучшему уже пошатнувшуюся военную ситуацию. Для этого необходимо было мобилизовать все финансовые резервы. В Сербии, Греции, Франции, Голландии, Бельгии, Польше и, разумеется, в Германии значительные суммы полученных от продажи еврейской собственности денег могли быть использованы для дальнейшего финансирования войны Германией. В Греции таким образом удалось на несколько месяцев покрыть почти 70 % оккупационных расходов. Нечто подобное произошло в 1941–1942 годах в союзнических государствах Словакии, Хорватии, Болгарии и Румынии. Если посмотреть на ариизацию с этой точки зрения, ее можно классифицировать как часть огромной финансовой мобилизации.

В военный бюджет 1942/43 года немецкие домовладельцы заплатили повышенный налог, как упоминалось ранее, покрывший 18 % внутренних поступлений средств,