Жизнь Леонардо, мальчишки из Винчи, разностороннего гения, скитальца - Карло Вечче

Потому-то Леонардо и не отказывает Салаи в просьбе заказать пару роскошных розовых чулок: ведь если из грязного, всклокоченного деревенского паренька тот превратился в избалованного и расточительного щеголя, то виноват в этом именно он, Леонардо. 20 апреля ученик получает еще 20 с лишним локтей тонкого полотна, по десять сольди за локоть, на пошив рубашек[609].

Намек на элегантность юноши проявляется и в его профильном портрете, выполненном другим учеником[610]. При таких затратах Леонардо вынужден всего через три месяца, 14 июня, снять в Санта-Мария-Нуова еще 50 флоринов – возможно, на приобретение нового матраса и выкуп нескольких дорогих колец в ломбарде: «расходы на матрас и на возвращение колец»[611].

Салаи двадцать три, но Леонардо по-прежнему счастлив, как в тот день, когда впервые пригласил мальчишку в мастерскую. Еще в Милане он регулярно давал ученику различные ответственные поручения, от ведения реестра расходов до обязанностей секретаря и посредника в отношениях с внешним миром, как это видно из писем Новеллары. Списки повседневных покупок теперь почти всегда составлены рукой ученика, не слишком привычной к перу[612].

Вообразить успехи Салаи несложно: с какого-то момента Леонардо начинает вести счета сам, а позднее возлагает эту обязанность на одного из слуг[613].

Списки покупок позволяют нам понять, что обычно едят в доме Леонардо. За исключением редких лакомств, это в основном простая диета, далекая от вредных для здоровья изысков придворной кухни эпохи Возрождения. Куда больше она соответствует крестьянскому происхождению художника: хлеб с маслом, овощной суп-минестра, мясо, сервелат по-милански, рикотта, зелень, горох, бобы, лепешки с отрубями, фрукты, апельсины. И вино, которое на столе не переводится.

В списках расходов часто упоминаются посещения цирюльника. Леонардо всегда тщательно следил за внешностью и одеждой. Вероятно, к пятидесяти годам в густой шевелюре, обрамляющей его лицо, прибавилось седины, и нужда в краске для ее осветления отпала[614]. Однако, чтобы придать этим космам некоторое подобие формы, так или иначе нужен цирюльник. В памяти современников, имевших счастье встретиться с Леонардо, в первую очередь останется именно его внешность – на страницах «Гаддианского анонима» это будет описано так: «Он был красив, пропорционально сложен, грациозен и весьма привлекателен. Хотя в ту пору в ходу были длинные одеяния, он носил короткий розовый плащ до колен, а густые кудрявые волосы, спускавшиеся до середины груди, тщательно укладывал».

Куда важнее другое новшество. Вероятно, до сих пор Леонардо брился, однако недавно, из соображений удобства в дороге или поддавшись новой моде, отпустил бороду (впрочем, не слишком длинную). Мода XV века предписывала мужчинам безволосое, гладкое лицо; лишь греческие монахи да выступавшие на Флорентийском соборе византийские ученые носили бороды, за что шутники вроде Поджо Браччолини обзывали их «вонючими козлами». Но теперь мода изменилась, ведь долгие годы итальянских войн правители и кондотьеры, включая Франческо Гонзагу, Альфонсо д’Эсте или самого Валентино, проводили в седле, не успевая, да и не желая бриться. Воинственным бородачом был даже новый папа, Юлий II.

8

Книги и исследования флорентийского периода

Флоренция, весна 1503 года

За неимением реального дела Леонардо с головой погружается в книги и тетради. У него наконец-то есть время оглядеться по сторонам, открыв для себя все богатство литературного наследия города, до сих пор скрытого от него в библиотеках монастырей или домах флорентийских интеллектуалов и патрициев.

Пачоли, по-прежнему обретающийся в монастыре Санта-Кроче, за время отсутствия Леонардо успевает не раз посетить Палаццо, где 30 августа 1502 года вручает Содерини для передачи Синьории модели своих знаменитых многогранников, получив в награду 52 лиры. А некоторое время спустя, 25 ноября 1502 года, выписывает все в том же Палаццо доверенность, составленную нотариусом сером Пьеро да Винчи[615].

Именно из Санта-Кроче 17 апреля 1503 года Леонардо получает странную записку. Маэстро Джованни ди Доменико да Прато, регент францисканской школы, университетский преподаватель физики, а также, вероятно, друг и коллега фра Луки, заверив художника в подлинности его экземпляра легендарной переписки между святым Игнатием Антиохийским и Богородицей[616], интересуется: не думал ли Леонардо поискать какой-либо полезный для иконографической проработки «Святой Анны» текст? Художник просит ученика ответить, что заказ уместнее было бы обсудить с маэстро Дзаккарией из монастыря Сантиссима-Аннунциата, и заявляет, что «деньги между нами не стоят»[617].

Другие контакты подтверждает важная памятка – длинный список дел и людей, с которыми нужно встретиться, переписанный в двух взаимодополняющих версиях[618]. С момента возвращения во Флоренцию прошло совсем немного времени, и кое-какие материальные проблемы еще только предстоит решить. Главная из них – одежда, внешний вид, так заботящий Леонардо: «отдать в покраску плащ», «сапоги, туфли и чулки», «домашние туфли / одежда на таможне», «шляпы». И, наконец, устройство, приобретающее все большую значимость для его слабеющего зрения, – очки, а также материал для оправы: «латунь для очков».

В списке упомянуты приспособления для письма, рисования, опытов: «ножи / перо для черчения линий», «лак», «линейка / острый нож», «шкатулка», «мускатный орех / резинка / угольник». Одни пункты относятся к творческой деятельности: «мальчик для позирования», «мальчик, чтобы мне позировал»; другие свидетельствуют о возобновлении экспериментов с летательными аппаратами: «стоимость ткани для крыльев». Интересно, сколько же стоит драгоценный шелк, пошедший на эти крылья?

Однако главный его инструмент – книги. К сожалению, Леонардо зачастую не указывает их названия и содержание, записывает только имя человека, которому они принадлежат, или место, где эти книги следует искать.

Впрочем, подобные упоминания ценны и сами по себе, поскольку теперь мы можем представить, чем именно занимается Леонардо весной 1503 года: вместо того, чтобы, отгородившись от мира, погрузиться в одинокие штудии, он в надежде как на новые книги, так и на новые заказы лихорадочно ищет контактов с влиятельными флорентийцами.

Здесь снова всплывает фамилия Бенчи, семьи Джиневры и ее брата Джованни ди Америго: «книга Мазо», «моя карта мира, что у Джованни Бенчи», «Джованни Бенчи, моя книга о яшмах», то есть Mappa Mundi (возможно, старый пергаментный портулан, принадлежавший еще деду Антонио), и книга о драгоценных камнях, вместе с «Поклонением волхвов» давным-давно оставленные на попечение Джованни.

Строчка «книга Пандольфино» относится к Франческо Пандольфини, влиятельной персоне в Палаццо (он только что переизбран приором) и владельцу богатой библиотеки в собственном дворце на узкой виа деи Пандольфини, совсем недалеко от дома отца Леонардо на виа Гибеллина и от виа дель Проконсоло с цехом нотариусов и Бадией, где сер Пьеро ведет дела[619].

Также явным образом упомянуты: «книга маэстро Паголо Инфермьери», то есть Паоло даль Поццо Тосканелли, скончавшегося двадцать лет