Происхождение видов путем естественного отбора - Чарльз Роберт Дарвин

отнесены к любому из этих двух классов. Но при переходе от обыкновенных вьющихся растений к цепляющимся своими листьями возникает совершенно новое свойство, а именно чувствительность к прикосновению, вследствие чего черешки листьев и цветоножки или эти же органы, но превращенные в усики, раздражаются, искривляются и охватывают прикасающийся к ним предмет. Тот, кто прочтет мое исследование об этих растениях, я полагаю, допустит, что все многочисленные переходы в строении или отправлении между простыми и вьющимися растениями и растениями, снабженными усиками, в каждом частном случае в высокой степени полезны для обладающих ими видов. Так, например, очевидно, для вьющегося растения весьма полезно приобрести способность цепляться своими листьями; и весьма вероятно, что вьющееся растение, обладавшее листьями с длинными черешками, превратилось бы в растение с цепкими листьями, если бы только эти черешки обладали в потребной степени чувствительностью к прикосновению.

Так как вьющиеся стебли представляют простейший способ всползать по подпорке и простейшую форму, лежащую в основе всего ряда, то, естественно, возникает вопрос: а как же приобрели растения эту способность в ее зачаточном состоянии, только позднее развитую и усовершенствованную естественным отбором? Способность виться зависит, во-первых, от того, что очень молодые стебли весьма легко гнутся, поникают (особенность, общая весьма большому числу растений и невьющихся), а во-вторых, от того, что они поникают последовательно на все стороны горизонта, повторяя эти движения в одном и том же порядке; в результате этого движения они склоняются на все стороны, и вершины их описывают круги. Как только нижняя часть стебля ударяется о какой-нибудь предмет и задерживается в своем движении, а верхняя продолжает склоняться и вращаться, то она, по необходимости, обвивается вверх и вокруг подпорки. Вращательное движение прекращается вместе с первоначальным ростом каждого побега. Так как этой способностью вращаться обладают отдельные роды и отдельные виды далеко между собой отстоящих семейств растений, то, очевидно, они сделались вьющимися растениями совершенно независимо, а не в силу унаследования от одного общего предка. Отсюда я мог предсказать, что слабая наклонность к подобного рода движениям должна оказаться далеко не редкой и между растениями невьющимися и что эта наклонность послужила основой, которую естественный отбор давно разработал и усовершенствовал. Когда я сделал это предсказание, мне был известен только один очень несовершенный случай, а именно молодые цветоножки Maurandia, которые вращаются слегка и очень неправильно, подобно стеблям вьющихся растений, но не извлекают из этого никакой для себя пользы. Вскоре затем Фриц Мюллер заметил, что молодые стебли у Alisma и у льна – растений невьющихся, занимающих отдаленные друг от друга места в естественной системе, – явно вращаются, хотя и неправильно; он добавляет, что имеет основание подозревать существование этого явления и у некоторых других растений. Эти слабые движения, по-видимому, не имеют никакого значения для упомянутых растений, – во всяком случае, они не имеют никакого отношения к способности растения взбираться, что нас, собственно, только и интересует. Как бы то ни было, мы можем себе представить, что если бы стебли этих растений легко гнулись и если бы, при условии их существования, им было выгодно взбираться на высоту, то и эта привычка к незначительному и неправильному вращению могла бы быть усилена и утилизирована естественным отбором в такой степени, что эти виды превратились бы в настоящие вьющиеся растения.

По отношению к раздражительности листовых черешков, цветоножек и усиков применим почти тот же способ рассуждения, как и по отношению к вращательным движениям вьющихся растений. Так как большое число видов, принадлежащих к далеко между собой отстоящим группам, обладает этого рода раздражительностью, то мы должны ожидать, что встретимся с ними в зачаточном состоянии и у таких растений, которые не сделались вьющимися. Это и наблюдается в действительности. Я заметил, что молодые цветоножки упомянутой раньше Maurandia слегка искривлялись в ту сторону, с которой к ним прикасались. Моррен заметил, что у некоторых видов кислицы листья и черешки, особенно после того, что они были на горячем солнце, обнаруживали движения при осторожных, повторенных прикосновениях или при сотрясениях. Я повторял эти опыты на других видах кислицы с тем же успехом; у некоторых движение было очень явственно, всего лучше замечалось оно на молодых листьях; у других видов движения были крайне незначительны. Весьма важен тот факт, засвидетельствованный таким высоким авторитетом, как Гофмейстер, что молодые побеги и листья всех растений обнаруживают движение как следствие сотрясения; и мы знаем, что вьющиеся растения обнаруживают раздражительность своих черешков и усиков только на ранних стадиях их роста.

Едва ли возможно допустить, чтобы подобные, едва заметные движения, вызываемые в молодых растущих органах прикосновением или сотрясением, могли бы для них иметь какое-нибудь функциональное значение. Но растение обладает способностью обнаруживать, под влиянием различных внешних раздражений, движения, значение которых очевидно; таковы, например, движения к свету и реже от света, в направлении, обратном действию силы тяжести, или реже в направлении ее действия. Когда нервы и мускулы животного раздражаются гальванизмом или при действии стрихнина, проистекающие от этого движения могут быть названы случайными, потому что нервы и мускулы, конечно, не приурочены специально к этим раздражениям. Так и с растениями: обладая способностью приходить в движение под влиянием известных раздражений, они случайно раздражаются и от прикосновения или сотрясения. Отсюда можно без затруднения допустить и по отношению к растениям, цепляющимся листьями и усиками, что и в них эта общая способность была подхвачена и развита естественным отбором. Но представляется вероятным на основании причин, изложенных мною в моем исследовании, что все это может произойти только с растениями, уже обладавшими способностью к вращению и, следовательно, уже сделавшимися вьющимися.

Я уже пытался объяснить, каким образом растения сделались вьющимися благодаря усилению способности к слабым и неправильным вращательным движениям, первоначально не представлявшим никакой пользы; эти движения, равно как и вызываемые прикосновением или сотрясением, являлись, в свою очередь, случайным результатом общей способности к движению, приобретенной ради совершенно иных и полезных целей. Не берусь решить вопроса, происходила ли постепенная выработка вьющихся растений естественным отбором при содействии унаследованных последствий упражнения, но нам известно, что некоторые периодические движения, как, например, так называемый сон растений, зависят от привычек.

Я разобрал достаточно, пожалуй, даже более чем достаточно случаев, тщательно подобранных искусным натуралистом как доказательства невозможности объяснить при помощи естественного отбора зачаточные стадии полезных приспособлений; и я надеюсь, что показал, что с этой стороны не встречается никакого серьезного затруднения. Попутно представился хороший случай остановиться несколько подробнее на вопросе о постепенных различиях в строении, нередко связанных с превращением отправлений, – важном вопросе, который не был достаточно подробно развит в предшествовавших изданиях этого труда. Я теперь вкратце повторю приведенные примеры.

По отношению к жирафе –