История борьбы Московского государства с Польско-Литовским. 1462–1508 - Геннадий Федорович Карпов

послы приехали: Сигизмунд должен был прочесть ответ на письмо Елены Ивановны и остановиться посылкой своего письма; однако он отправил еще гонца в Москву (5 августа) о том, что опасная грамота на больших послов дана не такая, какую следовало дать, и что купцы, приехавшие по опасной грамоте, задержаны. В этом состоявшемся посольстве о Глинском говорилось так: «Ты через свои опасные листы наших послов задержал в Москве на долгий срок по просьбе нашего изменника, Глинского, а в тот срок к тому изменнику послал на помощь своих воевод; когда же ты и отпустил наших послов из Москвы, то они еще были по твоему приказу задержаны твоими наместниками на Белой». В Москве, давши простой ответ на эти слова Сигизмунда, дали требуемую опасную грамоту241.

Получивши опасную грамоту на великих послов, Сигизмунд должен был послать их, но в Литве решили попытать военного счастья, и военные действия уже начались. В этом отношении особенно досадно было литовцам на Менгли-Гирее: он предлагал им прислать в помощь своих людей к Шеву и Вильне. На это предложение Сигизмунд отвечал, что в помощи царевых людей в этих местах совсем не нуждаются и сами их защитят, а слал бы он своих людей к Московским украйнам. Но помощь татарская не явилась, а Менгли-Гирея только ходатайствовал о Глинском. Здесь Сигизмунд уже не стеснялся говорить; он писал к царю: «Ты пишешь, что Глинской такой молодец, какого в Литве не бывало, – это правда, что такого изменника и злого человека в Литве никогда не бывало. Да не только в Литве, но и в Орде известно, что Глинские прежде и теперь у наших слуг служат, а сам Глинской не по отечеству был славен, а лаской нашего милого брата, которому он за это отплатил тем, что помог умереть». А об обещанной Менгли-Гиреем помощи Сигизмунд говорил так: «Ты нам ярлыки подавал на города, что были за нашими предками, то ты сам посмотри, какой нам прибыток от твоих ярлыков, коли те города и земли Московской держит в своих руках и сбирает с них дани, а мы откуда же возьмем поэтому денег и поминки для тебя и твоих людей?»242

Когда был получен приказ великого князя, что воеводам идти в Литовскую землю и сходиться в Орше, то Глинский с князьями направился к Друцку. Князья Друцкие сдались с городом и целовали крест, что служить им великому князю. От Друцка князья повернули к Орше, где и сошлись с воеводами великого князя до прихода князей: пришел к Орше князь Данило Щеня с новгородскими войсками. Князья и воеводы начали осаду города, король в конце июня находился уже в Минске, а к началу августа в Смоленске и оттуда посылал в последний раз в Москву за опасной грамотой для великих послов. Осада Орши была без выгод для москвичей, и когда пришла весть, что король идет на помощь к городу, московские воеводы и князья пошли на восточную сторону Днепра, король пришел и встал против воевод на другой стороне реки. Но из этого ничего не вышло: воеводы отошли к Дубровне, король пошел за ними; здесь опять стали друг против друга через реку и так стояли семь дней. Отсюда воеводы пошли, кто к Дорогобужу, кто в Вязьму, иные к Мстиславлю, и, таким образом, все вышли из Литовской земли, в которой, по обычаю, все разоряли. Шемячич же пошел в свои города. Король, оставленный москвичами, воротился к Смоленску. В это время пришли слухи в Москву, что король отпускает своих людей из Смоленска к Торопцу, Белой и Дорогобужу. Вследствие этих вестей, великий князь приказал воеводам идти к Вязьме. При этом князю Щеняте велено было идти к Торопцу, потому что из Торопца пришли подлинные вести, что королевские люди туда пришли и приводят людей к крестному целованию на короля. При появлении у Торопца князя Щеняти целовавшие крест на короля разбежались. Не более имели успеха литовцы и под Дорогобужем: Станислав Кишка его занял, но когда услышал, что идут туда московские воеводы, то бежал в Смоленск. Под Белой литовцам удалось столько же – они сожгли город.

В этих военных действиях прошел конец июля (потому что с конца июня до конца июля воеводы и князья беспрепятственно со стороны литовцев сходились), август и начало сентября 1508 года. Когда воеводы пошли к Вязьме, то князь Михаил Львович Глинский поехал на подводах в Москву, куда прибыл 10 августа. В тот же день Глинский – Немец, как его назвали в Москве, вместе со своими приятелями пировал у великого князя. Великий князь Глинского с товарищами дарил на пиру и дал ему на приезд два города: Малой Ярославец и Медынь. Провеселившись девять дней в Москве, Глинский отправился в свои города, Мозырь и Туров243. Глинский приехал в Москву не только за тем, чтобы пировать и лично ударить челом великому князю, но и за другими делами; так он говорил великому князю, что «Максимилиан король мыслит доставать своего отечества, Угорского королевства, потому что Владислав король болен, а сын его мал. Владислав хочет, чтобы сына его взяли на Угры, а паны угорские хотят взять на Угры своего же Угрина, Максимилиан же хочет посадить на Угры из своей руки, поэтому надо помочь ему на польского короля, чтобы он ему не мешал в том деле: и будет тебе, государю, для своей чести, пригоже послать к Максимилиану цезарю о том грамоту, чтобы он был с тобой в братстве; и любви, и на Польского за один, и если нельзя твоему человеку до него донести, то прикажи мне, и я со своим человеком доставлю ее к Максимилиану цезарю; в тех землях обычай таков, что великие государи ссылаются меж собой грамотами, и таким образом их дела делаются; а пригоже или не пригоже вам так, государь, делать, то ты ведаешь». Когда Глинский уехал из Москвы, то здесь нашли, что пригоже к Максимилиану послать грамоту, потому, что король Максимилиан был с отцом великого князя в любви и братстве, а в договорной грамоте написано именно: быть за один за Казимира и его детей. Поэтому в след за Глинским была послана грамота для передачи ее Максимилиану; грамота была о том, что великий князь начал добывать своей отчины, города Шева, а Максимилиан по договору помог бы ему в этом. Князю Михаилу Львовичу было наказано, чтобы он ту грамоту препроводил к Максимилиану, и если сам хочет какую грамоту послать к Максимилиану, то прислал бы