История борьбы Московского государства с Польско-Литовским. 1462–1508 - Геннадий Федорович Карпов

Это последнее было около Петрова дня (29 июня) 1508 года, и к этому времени в Минск пришел с войсками сам король. Ходить по Литве и грабить ее в течение времени от начала Великого поста до Петрова дня, при помощи только одних служебных князей, при всех талантах князя Михаила Львовича, было опасно. Глинский в посольстве к великому князю описывал свои успехи, но кончал этот рассказ следующими словами: «Я, государь, к воеводе вашему, Якову Захарьевичу, и к иным воеводам, послал своего приятеля, что если есть ваш приказ, то они бы к делу поспешили. А Вашей милости, государю, низко челом бью, учините милость, по своему обещанию, защитите нас; сделайте это не только ради моего челомбитья, но и для своего (т. е. православного) доброго и от того погибающего христианства (Глинский, как католик, говорит: «вашего христианства»), которые, вместе со мной, надежду на Бога и на Вашу милость положили; прикажите воеводам идти навстречу неприятелю, чтобы, видя то, братья мои и приятели и все христианство, которые на меня понадеялись, в отчаяние не впали». Глинский, руководитель всего восстания, ободряя товарищей, сам приходил в отчаяние, чтоб его москвичи, тем или другим образом, не выдали их литовцам. Эти опасения могли возбудиться тем, что в это время в Москве были литовские послы и вели переговоры236.

Король, который стращал московского государя войной еще в начале весны 1507 года, приготовился к ней только к середине лета 1508 года, и теперь угрожал, во-первых, Глинскому. Даже выше изложенное посольство Глинского к Василию Ивановичу не попало, как видно, в Москву, и его литовцы перехватили, и поэтому мы знаем его по литовским государственным бумагам, в которых оно записано. Сигизмунд долго готовился к войне, но когда осенью москвичи хотели начать войну, то он это остановил присылкой в Москву за опасной грамотой. Но так как литовские послы все-таки не явились, а восстание Глинского и переговоры с ним обещали много выгод, то с ранней весны снова двинулись московские войска к литовским границам; служебные князья, как мы видели, явились на помощь Глинскому. Но у воевод не было больших военных столкновений с литовцами, должно быть, потому же, почему и осенью прошлого года. Из Дорогобужа прислал наместник в Москву известие (ранее июня месяца), что писал к нему смоленский владыка, Иосиф, о том, что идут к государю королевские послы по опасной грамоте, а с теми послами купцы литовские, и поэтому государь велел бы дать опасную грамоту на этих купцов. Опасная грамота была дана. Приготовленное с осени посольство в Москву, наконец, явилось. Эти послы переехали вместе с послами Менгли-Герея и предлагали примирение на условиях возвращения завоеванного. Они привезли о том же грамоту к боярам от панов Рады. Ответ на это посольство был обыкновенный, что государь мира хочет, а чужих городов и волостей не держит и т. д. Но эти послы не были большие послы, и через три дня после их приезда пpиехал в Москву от короля писарь Юшко с грамотами, чтобы дан был опас на больших послов. Опасная грамота была дана. Вместе с этим послом приехал человек королевы Елены Ивановны. Приказывая великому князю челобитье, Елена Ивановна писала, чтобы государь с королем Жигимондом был в мире и братстве237. Как прежде к отцу, так теперь к брату, в письме Елены Ивановны говорилось, что вся размирица происходит от лихих людей, которыми теперь являются Глинские, а князь Михаил Глинский (как прежде Бельский), забывши милости короля Александра, который его из смерда сделал паном, посягнул на здоровье своего государя и был причиной его смерти238. На это письмо был дан ответ, в котором сначала излагались причины прежней войны с Александром, т. е. гонение на православных, а теперь, когда Сигизмунд сел на место Александра, то он, после присылки своих послов, начал бесерменство наводить, да посылал своих воевод на наших князей, но его воеводы были отбиты. А что касается князя Михайла Глинского, то присылал бить челом и проситься в Московскую службу не один князь Михаил Глинский, но многие русские князья, которые держат Греческий закон и сказывают, что пришла великая нужда o Греческом законе, и они, не хотя приступить к Римскому закону, били нам челом в службу. Да, кроме того, нам кажется, что и тебе, сестра, с тех пор, как умер твой муж, тоже есть неволя, потому что хотя от Жигимонда у нас не раз бывали послы, а от тебя не бывало никакой вести. Так если на Русь такая нужда пришла, то мы хотим ее боронить, а ты бы, сестра, памятовала Бога, свою душу и наказ родительский, не нанесла бы нашему Греческому закону укоризны и к Римскому закону ничем не приступала». Всеми этими переговорами и пересылками Сигизмунд протянул время так, что последний ответ Василия Ивановича был от июня 1508 года239. Эти-то переговоры необходимо должны были наводить страх на Глинского.

Все указы о сборе войск мало действовали в Литве, а Глинский этому еще более мешал. Каково было озлобление на него, служит доказательством то, что в Литве сочинили следующее письмо в Москву, которое, впрочем, не видим, чтобы было послано по назначению, Сигизмунд вначале писал к Василию Ивановичу то же, что уже было прежде изложено в письме Елены Ивановны к брату, что Глинский был виновник смерти Александра, и представлялись тому доказательства, показания будто бы сообщников Глинского. К этому прибавлялось (впрочем, может быть, это было сказано и в письме Елены Ивановны), что Глинский, «при жизни брата нашего, Александра, с отцом твоим его в великое нежитье ввел, невестке же нашей, а сестре твоей, много неприятностей сделал, о чем и послам вашим, которые у брата нашего бывали, хорошо известно. А теперь, убивши Пана Забережского, начал бунтовать, объявляя, что ты посылаешь ему в послугу князя Данила Щеня и Якова Захарьевича; да прежде к нему приходили Шемячич и другие твои воеводы». Эти речи кончаются следующими словами: «Нам, конечно, нет никакого дела, как ты чествуешь своих князей и воевод, что нашим смердам, паробкам и изменниками в послугу даешь, а мы будем защищать отчины наши»240. Для того чтобы высказать эту свою досаду, Сигизмунд хотел воспользоваться тем случаем, что его послы и купцы еще во второй половине июня не возвращались назад. Наконец