За мной, читатель! Роман о Михаиле Булгакове - Александр Юрьевич Сегень

Благодаря этому полукабинету пробежала через весь их устоявшийся быт трещина, когда он сидел и с трудом продирался сквозь дебри писательства, а жена, присев на угол письменного стола, приросла к телефону и уже целый час болтала с подружкой. Он не выдержал и стукнул кулаком по столу:

– Ну невозможно же так, Любанга! Даже у Достоевского был свой кабинет.

– Ну ты же не Достоевский, – испугавшись его ярости, в защитной реакции выпалила она фразу, которую ты, читатель, уже пару раз читал.

– Что? Что ты сказала?!

– Тиш-тиш-тиш!

– Нет, ты отдаешь себе отчет, что ты своим речевым аппаратом производишь?!

Вот это была ссора! Гроза почище двенадцатого года. Природный катаклизм, не утихавший неделю. И лишь когда силы иссякли, да и просто надоело решать гнусный вопрос: разводиться или простить, хитренькая Любовь Евгеньевна затушила угасающие угли:

– Как глупо! Я имела в виду, что Достоевский мрачный, занудный, а ты у меня – светлый, несущий радость, остроумный.

Конечно, когда она произносила ту жгучую фразу, она не это имела в виду, а то, что Достоевский – всемирная величина, в отличие от него, гения в тапочках. Тональность безусловная, нечего теперь придумывать, что ты имела в виду. Но он махнул рукой: хрен с тобой. А в душе затаилось: погоди, дай только случай!

И вот он, случай, представился. Он отомщен. Если, конечно, все, что произошло, не являлось видением изрядно выпившего мужчины. С того момента, когда он вышел на Садовую, все теперь казалось ему сомнительным, было или не было. Позвонил Шухеру:

– Самсоша, прости, если обижу. Ты Тане отдал?

– Гад же ты, Мишаня! – прозвучал ответ. – Неужели Самсон Шухер в твоем понимании такая сволочь?

– Прости, родной! Спасибо тебе! Как-нибудь загляну, если не против.

– Заходи, конечно, рад буду.

– Ну, и ты заходи к нам в гости, – не очень настойчивым тоном пригласил Булгаков. – А что ты ей сказал?

– Сказал, что от Сталина.

– Болван! Ладно, спасибо, Самсоша.

Значит, у Шухера он был. А вот дальше совсем не верилось ни во что. Какой-то старик, к которому он привел ее и который сказал: «Михаил Афанасьевич, я ждал вас. Вы с Еленой Сергеевной? Очень приятно, добро пожаловать». Что за чертовщина? Гоголевщина какая-то, ей-богу! Как он мог их ждать? Да и вообще, кто он такой? Даже имени не упомнить. Но он ведь как-то именовал его… Валтазар? Беовульф? Может быть, вовсе Вельзевул? Расспросить бы жену начальника штаба Московского военного округа. А вдруг она скажет: «Михаил Афанасьевич, вы среди ночи заявились распьяным-пьяно-пьяный, я вам такси остановила и отправила домой». Это хорошая версия. Она его отправила, а он – в полуподвал Ермолинского и там один ночевал. И утра никакого не было, а просто проснулся и домой почапал. Только вот, как она уходила, уж слишком явственно вспоминалось, не похоже на бред.

На третий день после возвращения блудного мужа сей блудный муж решил посетить дом у Патриарших прудов, но не сразу мог вспомнить, какой именно дом, а когда определился, что, кажись, этот, стал ходить от квартиры к квартире, недоумевая, где же они в ту ночь побывали. Не здесь. Не здесь. Не здесь. Здесь, что ли? Точно! Здесь! Позвонил. Думал, загадочный старик вырастет на пороге. Но открыла пожилая женщина:

– Кого вам угодно?

– Я из Астрахани, хотел хозяину квартиры сказать, что заказ отменяется.

– Какому из них, касатик? Один в Ялту уехал жить, а второму и вовсе трамваем голову отрезало.

– Это точно? А высокий такой старик разве не живет здесь?

– Этот, что ли, высокий? – И она со смехом показала ему спящего в коляске безногого инвалида.

Больше пытаться найти странную квартиру он не осмелился. А когда вернулся домой, вот уж удивление так удивление ждало его там!

В гостиной за столом сидели и прекраснодушно чирикали Любовь Евгеньевна, Валерий Николаевич и… Ну какой же ты, читатель, прозорливый! Конечно же, и Елена Сергеевна! И ты говоришь, не сны сплошные окружают его?

– Здравствуйте, Михаил Афанасьевич! – радостно, как ни в чем не бывало, встала она из-за стола и протянула руку. Все еще не веря своим глазам, он поцеловал эту руку, две ночи назад лежавшую поперек его голого торса, и пробормотал:

– Чрезвычайно рад вас видеть.

– Ты прости меня, Мака, что не предупредила тебя, – извинилась жена. – Но ты все ходишь где-то, а мне скучно, дай, думаю, позвоню Елене Сергеевне, и она, легкая как ласточка, в одно мгновенье прилетела в гости.

– Михаил Афанасьевич так здорово на лыжах катается, за ним не угнаться. Договаривались повторить, да тут оттепель пошла, весна, – сказала Шиловская.

– Ну, в лыжах я недурен, но не этот, кто там сейчас лучший лыжник? На Олимпийских играх. Валерий Николаевич, подскажите.

– Во-первых, их двое, – с презрением отозвался всезнайка. – Во-вторых, в гонке на восемнадцать километров победил норвежец Йохан Гроттумсброттен. В-третьих, в гонке на пятьдесят километров лучшим оказался швед Пер-Эрик Хедлунд.

– Правильно, – щелкнул пальцами Михаил Афанасьевич. – Только вы забыли, что Гроттумсброттен не просто Йохан, а Йохан-Санта-Мария Гроттумсброттен.

– Ну да, ну да… – замялся Валерик. – Я для краткости.

На самом деле про Санту-Марию драматург выдумал.

– А бронзовую медаль получил лыжник из Германии Франц-Фердинанд-Вильгельм Бутерброттен-Сумасброттен, – добавил он.

– Шуточки, – фыркнул Вильгельмов.

– Мальчики, – перебила разговор об олимпийцах Белозерская, – дайте дослушать рассказ Леночки.

– Она уже Леночка? – удивился Булгаков.

– Да чего церемониться, – махнула рукой Любанга. – Я уже точно вижу, что мы будем дружить, и договорились называть себя Леночка и Любочка. Леночка, продолжайте про Тихона.

– Это я рассказывала, как мы с Евгением Александровичем венчались, – пояснила Шиловская.

– Так вы венчаны?

– Венчаны.

– С красным командиром?

– А что тут такого!

Ну, вот уж воистину – слава богу! Венчана, двое сыновей, в Дом военных переезжают. Уж точно никогда не уйдет от своего Шило-Мыловского.

– Ну, рассказывайте же! – взмолилась Любовь Евгеньевна.

– То ли в июне, то ли в июле того года мы с Евгением Александровичем отправились на Патриаршье подворье. Честно говоря, я уже была беременна первым ребенком. С предыдущим мужем мы были повенчаны, но развод оформили только в загсе, а Евгений Александрович настаивал на моем новом церковном венчанье. Священник сказал, что нужно получить разрешение на второй церковный брак, только у самого патриарха. Пришли. Сидим в приемной патриаршего дома. Громадная, длинная комната, пол натерт до зеркального блеска, у всех окон – зелень, на полу – дорожки. Тишина. Пустота. Вдруг дверь на дальней стене открылась, и вышел патриарх в чем-то